Весёлый лес

– Гад, мерзавец, негодяй, подлец… – обливаясь слезами, приподняла голову непутевого возлюбленного крестьянка и гладила, гладила, гладила его по опаленным, грязным до черноты волосам, не отрывая глаз от чумазого заросшего лица, словно не могла наглядеться.

– Прости, Грета… я дурак… был… ведь… я только сейчас… понял…

– Что дурак?…

– Нет… то есть, да… и это тоже… А еще… что люблю тебя… оказывается… Но поздно… Ведь после того… что было… ты никогда не сможешь… меня простить…

– Ты и вправду дурак…

– Грета?…

– Лес…

– Грета…

Скромность поборола любопытство, мутный взор Агафона переполз на другую пару, и беспокойство шевельнулось в его груди. Может, им надо помочь?… Но целительство – это даже не другой факультет, а другой колледж! Вот если бы палочка не сломалась…

Но символ фейского дела погиб в неизвестном мире вместе с Гаваром, освобождая его от принятой клятвы и от магической связи с бывшим теперь крестником. Неожиданно для себя студент почувствовал что-то похожее на искреннее сожаление и подивился. Мечтать об этом целый семестр и еще три дня, и жалеть, когда чаяния его сбылись? Точно, перегрелся. И последние несколько десятков ударов по голове явно были лишними.

Рассеянный взор чародея заскользил по простенкам с неугасимыми факелами, по легкой воздушной галерее второго этажа, по затейливой лепнине, темным провалам арок… и вдруг остановился: в глубине одной из них, в самой тьме, что-то пошевелилось еле заметно и снова замерло. Что-то тихое, зловещее, затаившееся и выжидающее.

Позвать Люсьена и Лесли?… Но один подвергался неумелой, но пристрастной перевязке, второй был занят делами несколько более приятными… Подойти посмотреть самому?

Нет, мне, конечно, неоднократно прилетало сегодня по голове, но не до такой же степени… А если это бугень? Или шестиног какой-нибудь? Или еще какая тварь? И сейчас бросится? Или позовет других?

Маг побледнел, лихорадочно зашарил глазами по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло сойти ему за оружие, представил себя барабанящим по головам и щупальцам обломком люстры… и вздохнул.

Осторожно, чтобы не спугнуть притаившегося, он приподнял здоровую руку, прошептал одними губами нужное заклинание… В кои-то веки светящийся шар, хоть и размером с грецкий орех, слепился из воздуха на его ладони и, покорный создателю, медленно направился в сторону подозрительной ниши.

Через несколько секунд его премудрие облегченно выдохнул и поздравил себя с тем, что не успел переполошить товарищей. В нише, опустив голову и замерев, точно неживой, стоял уведун. Покачиваться он перестал, и плащ его, пронзительно-черный недавно, приобрел цвет больной мыши. Значит, через несколько минут пропадет сам. Хотя даже если бы он и был еще полон сил, бояться все равно было нечего. Да уж… Пуганая ворона на молоко дует, как говорит Шарлемань Семнадцатый…

Агафону стало стыдно, и он снова устремил взгляд на друзей.

– Изабелла… помочь чем?… – прохрипел он, собрал в кулак волю и обломок стойки покойной этажерки и, шатаясь, поднялся на ноги. – Сейчас подойду…

Принцесса его не слышала.

– Леший… лежи смирно… – приговаривала она, наматывая разноцветные полосы ткани на мокрое плечо шевалье как старательная швея – нитки на бобину. – Сначала будет больно, но ты терпи… Я ее промыла… Мы тебя сейчас перевяжем… и будешь ты… как новенький…

– Ваше высочество, благодарю за заботу… но она меня не беспокоит… сильно… очень… и я вполне могу встать… – попытался приподняться де Шене. Однако из неумелых, но цепких рук ее высочества, решившей, что ее призвание на ближайшие полчаса – медицина, вырваться было не проще, чем из хватки взбешенного шестинога.

– Конечно, можешь, – проворковала она, неуклюже, но проворно наматывая остатки запасов на сконфуженного де Шене. – Но не раньше, чем я тебе разрешу.

– Потерпи, дорогой шевалье, – успокаивающе проговорила герцогиня. – Ничего страшного. Шрамы украшают мужчин. Мой Жером однажды на турнире получил удар и похуже – но к нашему обручению как раз все прошло, будто и не бывало. И у тебя до свадьбы заживет.

– Не особо обнадеживает… – косовато улыбнулся Люсьен. – Ведь у меня даже невесты нет.

– Вот и прекрасно, – завязала на бантик последнюю полосу Изабелла, и критически оглядела дело рук своих.

Подол ее и тетушкиного платья укоротился до минимально приличной в самом фривольном кабаре длины, повязка на плече рыцаря больше всего напоминала тряпичный арбуз, но крови видно не было – и это она считала своей победой на нетоптанном еще целительском поприще.

Первой, но не главной.

– Почему ты находишь это прекрасным, Белочка? – задумалась тем временем и недоуменно подняла брови домиком де Туазо.

– Потому что… потому что… потому…

Принцесса, собиравшаяся произнести что-нибудь остроумное и изящное в духе модных рыцарских романов, и даже уже придумавшая, что и как именно, к удивлению своему вдруг замялась, стушевалась и залилась горячей краской смущения.

– Потому что… в таком случае… может быть… его светлость… простит глупую вздорную девчонку… и… может быть… когда-нибудь… когда-нибудь…