Весьма опасная игра

Он подошел, протягивая руку, и я пожал ее. Когда свет из дверей перестал мешать, я смог разглядеть, что он высок, лишь немного ниже меня, и на несколько лет старше. У него было удлиненное лицо с умеренным количеством бородавок, присущих большинству финнов, крупный клювообразный нос и серые глаза.

Его однотонный темно-серый костюм и светло-серая шляпа-борсалино своим городским стилем больше подходили улицам Рованиеми.

Но между тем у него не было загара, которым все обязательно обзаводились длинным лапландским летом. Значит, прислан он из Хельсинки, что отбивало всякую надежду на то, что состоится рутинное, формальное выяснение каких-то обстоятельств.

– Вы хорошо говорите по-фински? – вежливо поинтересовался он.

– Не достаточно хорошо для разговора с полицейским.

Я ответил по-английски. Как оказалось, с английским у него все было в порядке. Он дружелюбно покивал и сказал с хорошим выговором:

– Очень хорошо. Будем говорить по-английски. Я Аарни Никонен из "SuoPo". Можем мы выйти и поговорить?

Он улыбнулся через мое плечо Оскару, затем зашагал из ангара, а я потащился сзади.

– Сегодня вы летали? – спросил он.

– Доставил кое-какие продукты американскому охотнику.

– Мистеру Хомеру?

– Да.

– А-а... Удивляюсь, как ему удалось вас зафрахтовать?

Он остановился у передвижного трапа и положил кейс на верхнюю ступеньку. В верхней части кейса, с той стороны, которую он держал к себе, был сверток. Величиной с пакет с сэндвичами... Или пистолет. Сняв шляпу, он бросил ее на сверток.

Полицейский был почти лыс, но не пытался спрятать лысину под седыми прядями, оставшимися над ушами.

– А где вы его высадили?

– Около восьмидесяти миль к северо-западу отсюда. На краю запретной зоны.

– Но не в ней?

– Нет.

Другого ждать он от меня не мог. Но, в конце концов, у него теперь был факт, который можно проверить без особого труда. Если только именно это он пытался выяснить.

Новый вопрос:

– И район, который вы обследуете для "Каайа", тоже не в запретной зоне?

– Нет, не в запретной.

Он смотрел на меня с печальной дружеской улыбкой.

Я сказал:

– Могу показать место на карте. У меня в самолете.

У меня было два экземпляра, один с подробными пометками на фиктивных площадях геологоразведки, как раз для такого случая. Настоящую работу я выполнял, используя целлулоидную накладку с отметками, сделанными восковым карандашом, которые стирал после каждого полета.

– Простите, – его улыбка сделалась еще печальнее, – но я уже видел карты в вашем самолете. Боюсь, я не смогу выяснить правду, лишь слушая чьи-нибудь рассказы. Так что я заглянул в ваш самолет.

Я лишь кивнул. Парень был не промах. Да и с чего ему им быть. Но я все еще не мог понять, почему из Хельсинки послали парня, который суетится тут, интересуясь возможными случаями вторжения в запретную зону.

Гость вытащил пачку сигарет особого сорта, с длинным картонным мундштуком. Закурил одну, вытащил ее изо рта, внимательно осмотрел и с легкой печалью сказал:

– Существует теория, что именно те частички табака, которые превратились в дым при высокой температуре и ее сохранили, вызывают рак легких. Вы об этом слышали? Считается, что надлежит охлаждать дым, прежде чем он достигнет горла.

Пожав плечами, он снова сунул сигарету в рот и спросил:

– Вы когда-нибудь летали через границу?

– Через русскую границу? Клянусь богом, нет.

Полицейский кивнул, потом порылся в левом кармане брюк.

– Все, о чем мы сейчас говорим, не совсем то, что мне нужно. Теперь перейдем к делу.

Он наклонился и жестом игрока в покер, повышающего ставку, высыпал на ступеньку трапа возле моего локтя небольшую кучку золотых монет.

Соверены. Восемь штук. Любопытно, что когда вы некоторое время их не видите, потом они всегда кажутся меньше размером, чем сохранились в вашей памяти. Возможно, это как-то связано с тем, что они золотые.

Я взглянул на него.

– И что?

– Их нашли в Рованиеми у одного человека.

– Да? Законом запрещено их иметь, что ли?

– Нет. Но этот человек сам сильно не в ладах с законом. Мелкий жулик, участник всяческих афер.

Он слегка мне улыбнулся.

– Естественно, сам он не смог вспомнить, кто их дал ему и для чего. Но нас это очень интересует.

– И тогда вы обращаетесь к ближайшему британцу? Но как раз у британца вы едва ли сможете найти соверены.

– Да нет, – он покачал головой, – интересуемся мы не потому, что монеты британские, а потому, что они служат валютой контрабандистов.

Слабый сухой ветер взбивал пыль у наших ног. Где-то на юге жужжал мотором самолет тренера-инструктора ВВС Финляндии Пемброка, приближаясь к аэродрому. Кроме него слышалось только мое дыхание, выпускавшее длинный столб сигаретного дыма.

Он внимательно наблюдал за мной со скупой и печальной улыбкой, которая составляла такую же часть его профессии, как и сверток в его кейсе.

Я переспросил:

– Валюта контрабандистов? Как это?

Он очень аккуратно постучал сигаретой по краю горки монет.