Весна

— Какого черта понадобилось мне в этом полуразрушенном монастыре? Хороша будет ночь, проведенная в обществе этих двух разбойников с ножами и сумасшедшего затворника! Не лучше ли уйти отсюда подобру-поздорову и переночевать где-нибудь в лесу? Пусть всю ночь баюкает меня шелест дубовых листьев. И пока я не сомкну глаз, на меня будут глядеть высокие звезды горного края.

Солнце садилось. Поручив мула заботам батраков, я велел им меня не ждать. Потом, сунув в карман кусок мяса и ломоть хлеба, я пошел берегом реки против течения. Вступил под тень старых разросшихся деревьев с потрескавшейся корой и замшелыми стволами. Прошел мимо темно-зеленых полянок, усыпанных лютиками и розовыми астрами. Мне вспомнилось житие основателя монастыря. «Когда я пришел сюда, людей здесь не было, а только звери и дебри непроходимые». Я устал, напился воды из речки, которая становилась все уже, и вышел наконец на светлую, просторную поляну. Горный вечерний ветер колыхал высокую траву. Надо мной широко раскинулось небо. Вот здесь я и переночую. Я собрал сухие ветви, разложил костер, нанизал ломтики мяса на палочку и стал вертеть ее над углями. Потом нарвал дубовых листьев и положил на них горячие, румяные куски.

— Э-э-й! А вот и я! — крикнул кто-то позади меня.

Я обернулся.

— Кто ты?

— Я. Дед Вылчан.

— Как раз вовремя пришел! Присаживайся, закусим. А где же твое стадо?

— Я послал Найденыша, чтобы он загнал овец в кошару, а сам пошел поискать, не найдется ли где грибков. Целый мешок набрал, их тут полным-полно. — Старик нагнулся, оперся рукой о землю и, крякнув, опустился на траву.

Лицо у него было загорелое, руки заскорузли, грудь обнажена, а лицо шелушилось от горного солнца, словно печеная картофелина.

— Сколько уж времени не брал я в рот скоромного, — сказал он и, взяв кусок мяса, с удовольствием принялся его жевать.

Вечер выбрался из речной долины и пополз вверх. Первые звезды затрепетали в небе, как светлячки. Дед Вылчан бросил на угли три гриба.

— Погоди, сейчас я тебя угощу печеными грибками да брынзой.

Он порылся в своем мешке, вытащил миску, но, сняв крышку, махнул рукой и ударил себя по лбу.

— Ах ты господи, я ведь сам ее съел, да совсем и позабыл.

Он сконфузился и виновато взглянул на меня, словно собака, ожидающая наказания от хозяина.

— Где ты ночуешь? — спросил он меня. — Приходи ко мне в овчарню. Свежего молочка согрею.

У овчарни нас встретил огромный пес с высокими стройными ногами, ржаво-серебристой шерстью, острыми ушами и опущенным мохнатым хвостом. Увидев меня, пес зарычал, но дед Вылчан на него прикрикнул. Пес поджал хвост и тихонько отошел в сторону.

— Где же Найденыш? — спросил я.

— Да это и есть Найденыш. Я собаку так зову. Это он пригнал мне сегодня стадо. Сказать тебе правду, мой Найденыш не собака, а настоящий волк.

Старик вошел в шалаш, разворошил золу в очаге и вытащил два горячих уголька. Принес их в ладонях, положил на землю, набросал сверху щепок и стал раздувать. Перед шалашом вспыхнул костер.

— Садись к огню, а я сейчас надою молочка.

После ужина я узнал всю историю деда Вылчана. Сам он житель равнины. И вдруг вихрь — медвяный, сладкий — завертел его, поднял высоко в небо и кружил до тех пор, пока он не упал сюда, в эту горную глушь.

— Раз в три недели спускаюсь в монастырь за харчами. А Найденыш остается здесь и стережет овец. Он мне заместо сына. Что ни поручу, все исполняет. Он был еще слепой, когда четыре года тому назад я принес его в овчарню. Нашел я его в волчьем логове, а рядом лежали его мертвые братья. Он скулил и мотал головой, живой был, значит. Волчицу где-то убили. А детеныши ее остались сиротами и перемерли. Выжил только он один. Как-никак, а живая душа, стало мне его жалко. Взял я его и окрестил Найденышем. Научил его лакать молоко из глиняной миски. Позже стал кормить хлебом. А мяса никогда не давал. Года через два вырос мой волк — сильный, красавец. Собаки удирают от него, как ошпаренные, волки зимою сердито воют и вертятся вокруг овчарни, а внутрь влезть не смеют. Я сплю мертвым сном. Никто меня не разбудит, и ни о чем я не тревожусь: Найденыш лежит перед овчарней и стережет. В день даю я ему по ломтю хлеба и головке брынзы. Он для меня все равно что человек. В прошлом году, когда я был в монастыре, повар Станойко мне говорит: «Прогони ты этого волка, дедушка Вылчан. Он еще когда-нибудь ночью загубит твое стадо!» А ты как думаешь, неужто мой Найденыш может опять стать волком?

Когда мы легли спать, Вылчан снова вернулся к этому разговору:

— Стадо мое по обету я отказал монастырю. Видал ты когда-нибудь, как посреди поля торчит одинокое дерево? Рядом ни пня, ни колючки. Только и осталось у него, что тень. Так и я. Было у меня два сына, оба пали на бранном поле. И хозяйка моя с горя ушла вслед за ними. Тогда-то меня словно подхватил вихрь. Продал я землю, купил овец. Пригнал их сюда. Остановился в монастырском лесу. Очень мне нравится здешняя вода. Пахнет кореньями и дикой геранью. Ключ внизу, шагах в двадцати. Мы с Найденышем протоптали туда дорожку…