Лишь близорукие люди могли не заметить того, что борьба идет не из-за одного только Дрейфуса. Нет, она уже давно вышла за стены Дворца правосудия, где шел суд над Золя, - она перекинулась в палату депутатов, где люди сражались даже кулаками и тростями, и пламенный оратор, вождь социалистов, Жорес бросил в лицо реакционерам: "Вы предаете Францию кучке генеральской военщины!"
В самом Париже в те дни было раскрыто несколько контрреволюционных заговоров. Банды наемников, уголовников бесчинствовали на улицах Парижа, били стекла в домах и витринах магазинов. Они врывались на заводы, где пытались избивать рабочих. Они гроиили магазины, принадлежащие евреям. По ночам они разжигали на улицах костры, жгли книги и газеты.
Эта погромная волна прокатилась по многим городам Франции. Французские колонизаторы искусственно подогревали ее в колониях, где имели место отвратительные выходки. Был случай в Алжире - хулиганы, крича, хохоча, улюлюкая, окружили беременную арабскую женщину. От испуга у нее начались роды.
Негодяи не пропустили к ней врача. Они плясали вокруг нее и орали песню, тут же ими сочиненную, с гнусным припевом: "Вот свинья и опоросилась!.."
Но против этой мерзости уже объединялись левые элементы:
рабочие, студенты, ремесленники, интеллигенция. Над Францией занималась заря гражданской войны.
В такой накаленной атмосфере настал семнадцатый - и последний - день процесса Золя.
- Подсудимый Золя!.. Вам последнее слово.
Золя говорил спокойно. Он обратился к присяжным:
- Вы - сердце Парижа. Вы - его совесть... Посмотрите на меня. Разве похож я на предателя?
Глубокое волнение охватило его, когда он заговорил о том, что заставило его - писателя, пожилого человека - ринуться очертя голову в борьбу за Дрейфуса:
- ...Дрейфус невиновен, клянусь вам в этом! Клянусь моим сорокалетним писательским трудом, клянусь моей честью, моим добрым именем! Если Дрейфус виновен, пусть погибнут все мои книги! Нет, он ни в чем не виноват, он страдает без всякой вины!
Золя знал и понимал - в этом убедил его весь ход процесса и все то, что творилось за стенами суда! - что надежды на его оправдание нет.
- Я спокоен... - закончил он свое слово. - Правда двинулась в путь, правду не остановит ничто! Конечно, меня можно обвинить и приговорить. Но настанет день, когда Срранция скажет мне спасибо за то, что сегодня я помогал охранять ее честь!
Суд вынес Эмилю Золя обвинительный приговор - заключение в тюрьму на один год и штраф в три тысячи франков.
Полковник Пикар был посажен в тюрьму "за разглашение государственной тайны".
Казалось бы, черные силы реакции могли торжествовать и считать дело Дрейфуса похороненным. Но оно только разгоралось! Прав был Золя, когда говорил: правда идет, ее ничто не остановит. Правда продолжала свой путь, ее поддерживала разбуженная народная совесть.
Франция - рабочие, студенты, интеллигенция - волновалась, митинговала, бастовала. Левые газеты печатали Бсе новые данные, все новые улики, убийственные для Эстергази и Анри.
Оба шакала чувствовали приближение катастрофы. Каждый из них знал, что другой, спасая себя, предаст и продаст его.
Через полгода после процесса Золя Генеральный штаб вынужден был под давлением общественного мнения подвергнуть допросу полковника Анри. Припертый к стене, Анри сознался во всем: в сообщничестве с Эстергази, шпионаже, во всех сфабрикованных им фальшивках и подлогах.
Понимая, что все кончено и ему уже не уйти от правосудия, Акри зарезался бритвой в тюрьме Мон-Валерьен.
Эстергази успел бежать за границу, где продал газетам свои дневники. Конечно, в них было немало лжи - ведь писал их Эстергази! Но все же эти дневники устанавливали черным по белому полную невиновность Дрейфуса.
Это случилось почти год назад. Но только сейчас удалось добиться пересмотра дела Дрейфуса и его возвращения во Францию... Значит, виновники этого страшного дела - генералитет, отцы-иезуиты, правые газеты - не сдаются, не разоружаются.
Чем кончится новый процесс Дрейфуса, сказать сегодня нельзя.
Одно ясно, эта борьба будет не на жизнь, а на смерть!
Так закончил свой доклад Александр Степанович.
Позже всех гостей уходят самые близкие: друг наш - доктор Иван Константинович Рогов и его приемный внук Леня Хованский.
- Шашура! - отзывает меня Леня в сторону. - Правда, замечательно?
- Замечательно!
- Скажи-ка... - говорит он не сразу, помолчав. - Ты сегодня Тамарку звала?
Тамарка - это его сестра, моя одноклассница.
- Звала, - отвечаю я неохотно. - Сказала: "Приходи, Александр Степанович будет рассказывать про Париж, про дело Дрейфуса..."
- А она?
- Ну, она! Не знаешь ты ее? Сделала гримаску и говорит:
"Ну-у-у! Хоть бы о модах парижских рассказал! Нет, я пойду к Леночке Атрошенко - у нее танцы нынче". И все!
Проводив всех гостей, уходит и дедушка.
Мрачно качая головой, он, по своему обыкновению, говорит на прощание:
- Ох, попал бы я к ним, в эту ихнюю Францию!
- Я знаю! - говорит папа очень серьезно. - Ты бы научил их сморкаться. И быть людьми, а не свиньями!