Причем Дубчек явно хотел всей этой кредитной историей спровоцировать советское руководство на какие-нибудь жесткие действии в отношении Чехословакии. Он, по своим собственным словам, сказал в Москве, что Чехословакия получила от Запада предложение предоставить кредит на 400-500 миллионов долларов: «Я уже читал в вашей печати, что принять западную ссуду означает продаться капиталистическим державам, но кредит в 400 или 500 миллионов долларов означает малую сумму для нашей экономики. Нам этот кредит нужен и, в отличие от вас, у нас нет золотых резервов, из которых мы бы могли черпать (Здесь Дубчек был прав – их разбазарили за время экономической реформы. –
Во-первых, сомнительно, что все это Дубчек именно так сказал на переговорах в Москве. Советская версия переговоров этого никак не подтверждает – в Москве еще долго гадали, зачем чехословакам понадобился кредит. Во-вторых, сумма была отнюдь не маленькой даже для СССР, а не то что для Чехословакии. Напомним, что тогда еще у доллара было фиксированное правительством США золотое содержание (тройская унция золота стоила 35 долларов), и в пересчете на доллары, например, 2012 года этот кредит равнялся бы примерно 10-15 миллиардам. Тем не менее Косыгин сказал, что СССР готов немедленно предоставить ЧССР аванс в счет этого кредита.
Участник московских переговоров Биляк вспоминал: «…товарищ Брежнев сказал, что советские люди готовы поделиться с нами и последним куском хлеба… Что касается займа в золоте, то советские товарищи просили нас конкретизировать цели его использования. Мы не смогли дать ответ»[572]
.Брежнев говорил с чехословацкой делегацией очень уважительно, что вынужден был признать в своих мемуарах и Дубчек. Советский лидер лишь боялся, что сам Дубчек и все руководство КПЧ в погоне за безбрежной демократизацией потеряют власть. Никаких угроз в адрес Чехословакии в Москве никто не высказывал[573]
.Советское руководство после бесед с Дубчеком задалось вопросом, который оно так и не могло окончательно разрешить на протяжении всего 1968 года: то ли он был наивным человеком, не понимавшим, к чему ведет его деятельность, то ли знал, что делал, и просто водил за нос Москву, обещая, что никакого подрыва социализма в Чехословакии он не допустит. Мемуары Дубчека ясно свидетельствуют в пользу второй версии, но в ложь «Саши» Брежнев не верил до начала августа 1968-го.
Позднее Брежнев рассказывал лидерам стран Варшавского договора: «…что-либо конструктивного он (Дубчек) не сообщил, ограничился общими заверениями насчет того, что они справятся с событиями. Характерно, что он ничего не сказал о том, как прошла в Праге первомайская демонстрация. Он признал, что контроля над печатью, радио и телевидением у них пока нет, но заверил, что и с этим они справятся. Словом, его выступление носило, так сказать, успокаивающий характер».
Смрковский говорил более обтекаемо и напирал на необходимость скорейшего завершения реабилитации, против чего никто в Москве и не возражал.
Как и предполагали в Москве, отнюдь не все члены Президиума ЦК КПЧ поддерживали политику Дубчека. Это в полной мере проявилось в выступлении лидера словацких коммунистов Биляка, который фактически во всем поддержал советскую сторону на московских переговорах (и лишний раз убедил Дубчека в необходимости скорейшего съезда партии, чтобы избавиться от него). Биляк сказал, что, по его мнению, все нападки на КПЧ идут из одного центра, и они скоординированы с заграницей. Брежнев передавал слова Биляка так: «Одной из форм наступления на КПЧ в настоящее время… стало требование созвать чрезвычайный съезд партии. Он заверил, что коммунистическая партия Словакии держится крепко. Там тоже есть демагоги, но руководство партии крепко держит положение в руках. Словацкая коммунистическая партия не поддерживает предложения о чрезвычайном съезде КПЧ. Если будет принято решение созвать такой съезд, то коммунисты словаки не пойдут на него».
Это выступление Биляка в Москве в присутствии сидящего рядом Дубчека очень показательно. Из него ясно видно, что член Президиума ЦК КПЧ и лидер компартии Словакии не знал, что чрезвычайный съезд хочет созвать сам же Дубчек. То есть к тому времени Дубчек уже предпочитал действовать за спинами своих коллег по высшему партийному органу.