Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

В 1952 году гнев Сталина был направлен в основном против евреев, что было следствием «предательства» Израиля в глазах советского лидера. Ведь именно СССР был самым активным сторонником образования еврейского государства в Палестине, и именно бывшие военнослужащие Красной армии с фронтовым опытом составили костяк армии Израиля и обеспечили ему относительно легкую победу в войне против арабских стран в 1948 году. Через Чехословакию Израилю было передано самое современное оружие.

Однако вместо благодарности по отношению к Москве, на которую оправданно рассчитывал Сталин, Израиль стал верным союзником США, и советско-израильские отношения сильно испортились. Поэтому в 1952 году в СССР были закрыты почти все еврейские организации, и Сталин готовил выселение евреев из крупных городов.

В духе этих веяний советские и чехословацкие следователи в Праге вменяли «группе Сланского» помимо работы на США (через связку Филд – Даллес) еще и «буржуазный еврейский национализм» и «сионизм». При этом в «группе Сланского» были и неевреи: словак Клементис, заместитель генерального секретаря ЦК КПЧ при Сланском чех Йозеф Франк и брат Марии Швермовой Карел Шваб, тоже чех.

Теперь следователи стремились доказать, что израильские представители установили еще в 1948 году «преступные связи со Сланским и другими обвиненными, систематически вмешивались во внутренние дела Чехословакии, добиваясь выгодных для Израиля и грабительских для Чехословакии торговых соглашений, и организовали тайный, противоречащий национальным интересам вывоз из страны оружия для израильской армии»[151].

Сланский поначалу особенно возмущенно отвергал именно обвинения в сионизме и прямо говорил следователям, что такие обвинения напоминают ему мировоззрение нацистов. Когда его пытались обвинить в том, что он продвигал на ответственные посты в ЦК и партаппарате евреев, Сланский ответил, что дело не в том, что эти люди евреи, а в том, что они боролись в рядах движения Сопротивления в годы войны[152]. А тот, кто этого не понимает, – расист.

Сланского допрашивали непрерывно, лишая его таким образом сна. Сокамернику Сланского Богдану Бенде дали задание постоянно затевать с бывшим генеральным секретарем беседы, чтобы он не мог заснуть и в камере.

К марту 1952 года Сланский смирился со своей участью и стал подписывать все показания. Но по-прежнему следователям приходилось буквально психологически выбивать из него каждое признание. Сланский часто кричал: «Я не делал этого. Не делал!» Иногда он в бессильной ярости от постигшей его несправедливой участи бился головой об стену.

Однако он еще не оставлял мысли добиться правды на суде. Артура Лондона стали готовить к «очной ставке» со Сланским, причем и показания Сланского, и ответы на них Лондона были продиктованы следователем заранее, и Лондон должен был просто выучить их наизусть и повторить при «очной ставке».

Но на очной ставке Лондон был потрясен, когда Сланский «отошел» от текста и заявил, что Лондон в заговоре не участвовал, так как подолгу жил за пределами Чехословакии[153]. Однако Лондон не отплатил Сланскому благородством на благородство и продолжил повторять заученный текст, в том числе и про свою «заговорщицкую деятельность», которую он, естественно, осуществлял под руководством Сланского.

К августу 1952 года показания всех арестованных были соединены друг с другом (скоординированы имена, даты, места «явок» и т. д.), и группа следователей под руководством Бесчастнова представила Готвальду сценарий предстоящего судебного процесса. Комиссия Президиума ЦК КПЧ в составе Чепички, министра госбезопасности Бацилека, министра информации Копецкого, секретаря ЦК Новотного и министра юстиции Райса назначила в октябре 1952 года прокурором на процессе Йозефа Урвалека и членов суда. Всем им заранее были переданы вопросы, которые следовало задавать обвиняемым, и уже готовые ответы, которые сами обвиняемые должны были заучить наизусть.

Обвинительное заключение составлял лично Бесчастнов.

Заключенных «группы Сланского» стали хорошо кормить, водить на продолжительные прогулки и делать им инъекции кальция. Они должны были произвести на публичном суде хорошее впечатление на общественность. Незадолго перед процессом министр госбезопасности Бацилек, словак по национальности, вызвал всех будущих подсудимых в кабинет директора рузинской тюрьмы Праги, где призывал их, аппелируя к их партийной совести, держаться на суде заранее продиктованных следователями показаний[154].

Была устроена репетиция процесса, где следователи выступали в роли судей. Этот «процесс» был записан на магнитофонную пленку и проигран членам Президиума ЦК КПЧ. Была разработана даже система сигналов между председателем суда и представителями госбезопасности, которые должны были таким образом дать понять председателю суда, если кто-либо из обвиняемых начнет отклоняться от заранее согласованного текста. В этом случае председатель суда должен был немедленно объявить перерыв[155].