Весна, которой нам не хватит (СИ)

Я открыла рот для очередного вопроса, но в этот момент опять поскользнулась. Упасть Эймери мне не дал, но в попытках обрести равновесие я задрала голову – и остановилась, вцепившись Эймери в руку.

- Что… - начал было он, но проследил мой взгляд и тоже остановился.

На деревьях метрах в двадцати от нас были привязаны какие-то чёрные полотнища. Выцветшие, старые, на сильном ветру они, наверное, трепетали, как пиратские флаги, а сейчас, в безветренную погоду, да ещё и намокшие от утреннего дождя, свисали унылыми неказистыми тряпками. Помимо «флагов» между деревьев была натянута верёвка с завязанными на ней узелками разноцветных лент.

- Словно что-то огородили, - озвучила я, а Эймери довольно мрачно покосился на меня.

- Я даже догадываюсь, что именно.

Постояв, мы снова пошли вперёд.

- Смысл в этих верёвках на высоте выше человеческого роста?

Неестественная тишина угнетала, действовала на нервы. Иногда мне казалось, что я чувствую запах гари, хотя такого быть, конечно, не могло.

- Вероятно, чтобы местные понимали, где начинается территория нечисти и мрака, - очень серьёзно отозвался Эймери. – И только ты, отчаянное дитя света, не боишься следовать за мной на тёмные окраины небесного луга…

Мы шли, и Эймери продолжал держать меня за руку, но мыслями явно был далеко, и это чувствовалось.

Я отчего-то была уверена, что от здания Джаксвилля ничего не осталось за десять лет, но нет: никто и не подумал разбирать старое пожарище. Забор, массивный и вызывающий ассоциации с тюремной оградой, остался почти целиком, местами разобранный, местами разломанный, так что пробраться внутрь особого труда не составило. Вероятно, благодаря ему пожар не вышел за пределы Джаксвилля, и лес уцелел. Огромные чёрные деревянные балки и даже несколько стен продолжали стоять, вызывая ассоциации с гигантским сожжённым тортом с пустой сердцевиной. Словно в насмешку над мешаниной из обугленных, изрядно подгнивших досок и остатков мебели неповреждённой осталась старая детская площадка: некое подобие песочницы, маленькая скамеечка и детские качели: две изрядно потёртые верёвки с трухлявой доской-перекладиной, свисавшие с могучего дуба.

Эймери отпустил мою руку и пошёл вперёд один. Дошёл до качелей, толкнул их вперёд – и они уставшим маятником медленно, неохотно, со скрипом стали раскачиваться взад-вперёд.

Если никто не позаботился убрать развалины, может, и тела остались там же?..

Я представила себе ночь, перепуганных, не проснувшихся до конца детей, тёмный глухой лес – и меня передёрнуло. Нет, тела просто обязаны были вытащить! Те, от которых хоть что-то ещё осталось…

Приставать к Эймери с расспросами раньше времени я не стала, подходить близко к пожарищу – тоже. Пошла вдоль забора, радуясь тому, что идти по довольно-таки ровной и утрамбованной земле было нетрудно. Природа потихоньку отвоёвывала некогда отнятое у неё пространство, прорастая, заполняя пустоты, но никуда не торопилась. В отличие от людей, у неё-то была вечность впереди.

Я обнаружила наконец, внушительные ворота и широкую, явно ту самую, ведущую в Вуджин дорогу, небольшой домик рядом. Видимо, там ютились сменяющие друг друга охранники, ели, спали и справляли естественную нужду – всё необходимое было под рукой. Воображение легко подбрасывало картинки: суровые, коротко стриженные вооружённые мужчины, не менее двух-трёх десятков, как оловянные солдатики, вытянувшиеся в струнку лицом к забору. Маленькая девочка, покачивающаяся на качелях, другая – жадно выискивающая жёлуди в траве, третья, прижимающая к груди бурую крысу…

??????????????????????????

А Эймери всё бродил и бродил, подбирая то одну, то другую деревяшку, снова подходил к качелям, возвращался к обугленным обгорелым стенам. Может быть, если вещи умеют помнить и говорить, они могут чувствовать и боль тоже? Впитывая и отражая её… Потом он наклонился, поднял с земли нечто небольшое и белое, подошёл к обугленной стене и начал писать на ней, как на школьной доске:

"Я выжил. Приходи поговорить об Р.С. туда, где он умер. 30 мая"

***

Мы встретились у ворот, и в первый момент я испугалась, увидев, какое уставшее у него лицо: и без того резкие черты ещё больше заострились, под глазами пролегли тени. Эймери словно постарел лет на двадцать, а я поймала себя на мысли, что для меня возможность увидеть его такого – своего рода подарок.

- Ну и что это за бравада? - с упрёком спросила я. - Детские игры в полицмейстеров...