Весна. Лето.

Зато ежедневно, а иногда и по два раза в день навещала Арно раяская Тээле. Возвращаясь из школы, она теперь никогда не шла сразу домой, а сначала заглядывала на хутор Сааре; войдя, она останавливалась у дверей и вопросительно смотрела в лицо матери Арно. На этом лице сразу можно было прочесть, как здоровье больного. Обычно мать Арно отвечала ей:

– Ничего хорошего, милая Тээле. Нашему Арно пока еще нисколько не лучше.

И Тээле грустно плелась домой. Она вообще в последнее время как-то притихла. В школе тоже все это заметили, девочки перешептывались между собой:

– У Тээле жених заболел, оттого она и ходит такая печальная.

Из ребят только Тыниссон да Тээле и навещали Арно. Кистер всем строго-настрого запретил ходить на хутор Сааре: бог знает, может быть, у Тали какая-нибудь заразная болезнь. Но, несмотря на это, Тээле бывала на хуторе каждый день, несколько раз заходил и Тыниссон.

На шестой день Арно начал кашлять. Сперва кашель был не особенно резкий, но мучил он больного беспрестанно. Щеки у Арно стали багровыми и запылали от жара.

Снова приехал доктор и сказал, что надо опасаться воспаления легких. Он прописал новое лекарство, какие-то крепко пахнувшие камфарой порошки, и объяснил, как ухаживать за больным.

Для матери настали теперь трудные дни, трудные ночи. Сынок ее был между жизнью и смертью. По ночам он бредил, звал Тыниссона, Тээле, Либле, вспоминал о каком-то плоте, который утопили в реке…

Мать Арно сидит у постели сына. Она задумалась, взгляд ее блуждает где-то далеко. Перед ее мысленным взором вереницей проходят картины прошлого. И все, все они как-то связаны с ее сыном. День, когда он родился… Осень, пасмурно… Моросит дождик.

Первые дни его жизни… Крестины… Старухи тогда говорили: «Ничего, из этого мальчугана будет толк, слышь, как орет, только держись».

Его первые шаги… Первые штанишки… Она сшила их из своего передника… А он, скверный мальчишка, каждый день умудрялся их замочить, они больше сушились на изгороди, чем бывали на нем.

Боже милостивый, четырехлетним малышом он уже ходил за бабушкой по пятам и все приставал, чтоб она рассказывала ему сказки. В пять лет он стал разбирать буквы, а вскоре научился и читать. Писать выучился так быстро, что просто не верилось… А вот как было однажды в поле. Приносит она Арно хлеб с маслом, протягивает ему и говорит: «На, кушай, ты же проголодался!» А что делает Арно? Он и крошки в рот не берет, спрашивает: «А для Мату ты тоже принесла?» Мату пас у них свиней, и Арно всегда ходил с ним. И что же он делает? Подносит хлеб с маслом ко рту Мату и творит: «Откуси!» Мату откусывает, только после этого откусывает он сам. Так они и откусывают по очереди, пока не съедают весь ломоть.

А сейчас? Жгучая боль пронизывает материнское сердце. Сейчас этот Арно, ее маленький Арно, мучается, умирает…

XVI

Проходили недели. В конце концов Арно все-таки стал поправляться. Здоровье возвращалось к нему, правда, медленно, но возвращалось. Как только ему стало немножко лучше, для бабушки наступили хлопотные дни. Арно теперь не давал старушке покоя. Ей приходилось неотлучно сидеть у его постели и рассказывать старинные сказки. Хорошо еще, что бабушка знала их несметное множество, не то их скоро не хватило бы. Да и так запас их уже истощался: многое она и раньше не раз рассказывала Арно. Правда, большой беды в этом не было – он с удовольствием слушал одно и то же по нескольку раз. И все же в один прекрасный день бабушка оказалась в беде: ей просто больше нечего было рассказывать. Тогда она начала так:

– Пошел мужик в лес. Выстроил дом. Сделал крышу. Покрыл ее смолой. Прилетела на крышу птица. Хвост ее увяз в смоле. Вытащила птица хвост – клюв увяз. Клюв вытащила – хвост увяз. Хвост вытащила – клюв увяз…

Бабушка рассказывала это с серьезнейшим видом. Она еще долго твердила бы одно и тоже, если бы Арно, видя, что такая сказка может тянуться с утра до вечера, не рассмеялся. Рассмеялась и бабушка.

– Вот ты какая! – сказал Арно. – Я все жду и жду, что же будет дальше, а ты – знай себе: «Хвост вытащила, клюв увяз, клюв вытащила, хвост увяз!» Этим не отделаешься!

Бабушка утерла платком уголки губ и снова стала рассказывать. Она оживилась, и Арно решил, что сегодня услышит длинную сказку.

– Расскажешь сказку подлиннее?

– Да погоди ты, погоди, сам услышишь, долгая она или короткая.

Так вот, – снова начинает старушка, – пустили как-то, значит, свиней на выгон. Ну, начали там все свиньи, как полагается, кто есть, кто землю рыть, но каждая что-то делает. А один поросенок, дрянцо этакое, ни траву не ест, ни землю не роет. «Ты почему не ешь?» – спрашивает его матка. «Как же мне есть, – отвечает зазнайка-поросенок, – если тут чертополох колется». – «Тогда ройся в земле», говорит старая свинья. «Не могу, у меня пятачок в коросте», – верещит поросенок. Ну ладно, значит, на этот раз так и осталось, поросенок лежит себе на брюхе да греется на солнышке. А дома как начал есть, так сожрал и свою долю, и все, что для других было припасено.