- Привет, - ответила она осторожно, - Игорек... за комплимент спасибо, какой уж там вид, устала жутко...
- Глеб, - поправил парень без обиды и улыбнулся. - Опять нелегкая судьба занесла куда-нибудь в Штаты?
- Да ладно тебе, Глебушка, - она уже облегченно засмеялась, - все это фигня, на третий раз действительно не особенно интересно... Скажи лучше, как дела здесь? Что с передачей? Что-нибудь крутое отснял?
Глеб глянул на нее изумленно, и тут она заметила, что и другие в лифте посматривают на нее непросто.
- Ты чего, мать, не знаешь, что ли? - Глеб покачал головой. - Ну, ты отвязалась... Не будет передачи, понятно?
В комнате курили, смеялись, все было, как обычно, но она заметила сразу, что более шумно, более оживленно, чем раньше.
Смеялись немного истерично, говорили чуть громче, чем всегда, и шутки были отчаянней и рискованней, и редактор, самый приличный человек в команде, вдруг выматерился при ней, чего никогда раньше не позволял себе. Так вели себя в классе, вдруг вспомнила она, сорвав очередную контрольную и ожидая прихода завуча...
Домой ехала на такси, не хотелось сразу лезть в маршрутку и метро, всегда давала себе отдохнуть, привыкнуть день-другой после возвращения из поездки. Как-то незаметно успокоилась, злость и испуг, передавшиеся ей от группы, улеглись. Обойдется, думала она, все обойдется, не в первый раз за эти годы, уже и закрывали, и запрещали, и все постепенно начиналось снова и даже круче, все круче после каждого отката, обойдется и теперь...
Таксист ехал через центр, застревая перед каждым светофором было около восьми вечера, толпа машин сгущалась, перед Лубянкой застряли надолго. Таксист обернулся, глянул ей прямо в лицо.
- А я сразу узнал вас, - сказал он. - Сначала везти даже не хотел, а потом решил - отвезу да скажу по дороге, что мы о вас думаем...
- О ком? - не поняла она. - Обо мне? Кто мы? Простите...
- Прощенья потом попросишь. - Таксист уже огибал площадь с памятником, говорил не оборачиваясь, громко, она теперь расслышала дикую злобу в его голосе и сжалась, забилась в угол, к дверце... Потом у народа прощенья будете просить, поняла?! Кто мы? Русские, вот кто! Против кого вы телевидение захватили... Му-удрецы, ет-т...
Обо всем этом она знала, но так, в упор не слышала никогда.
- Я русская, - сказала она тихо, ей тут же стало стыдно, и от стыда, от ужаса, оттого, что теперь поняла - все действительно кончилось, она заплакала тихо, без звука, задерживая, чтобы не всхлипнуть, дыхание, и тут же почему-то вспомнила Дегтярева, как он одевался, глядя мимо нее, и ушел со своей бутылкой, и заплакала еще отчаянней - от стыда и омерзения к себе, и все это каким-то непонятным ей образом связывалось в одно горе - страшный таксист, его злоба, ее месть, и слезы лились, безобразно смывая остатки грима.
Он должен был приехать только через неделю. Это было хуже всего.
Но когда она открывала дверь квартиры, телефон уже разрывался. Андрея еще не было - наверное, опять принимает каких-нибудь фирмачей... Она сняла трубку.
- Я вернулся, - сказал он. - Я вернулся раньше. Завтра увидимся сейчас говорить не могу. Я люблю тебя, я вернулся к тебе. Слышишь? Завтра увидимся, завтра увидимся...
3 = Пятое время года
1
В тесном междукресельном пространстве Ту-154 ноги пришлось подтянуть к животу, и уже через полчаса полета все внутри начало болеть, черт бы побрал их экономию! В подгрудинном привычном месте установился жесткий, угловатый кулак, гастритно-язвенные ощущения отвлекли от жизни, от переживания довольства, удачи, успеха, возможности осуществления желаний.
Но все жарче сияло за окном солнце... И вдруг охватило такое счастье! Боль отпустила, заглушенная глотком, другим, третьим, и бутербродом, который она достала из какой-то удивительно красивой коробочки, явно от фирменных конфет, или колготок, или еще какойнибудь чепухи. Бутерброд был правильный, на обычном сером хлебе, крошащемся в руках, с рыночным, чуть оплывшим салом. Был повод посмеяться - интеллигентов сразу видно: виски салом закусывают. У моего дружка, сказал он, написано "а мыло русское едят". Она покатилась со смеху, хотя вообще на иронию реагировала сдержанно и не всегда адекватно, ее патетика не принимала его манеру привычного общения с друзьями. Почему мыло? А ты что не поняла? Это же есть такое выражение - "наелся, как дурак мыла", и есть такая басня у какого-то сталинского сокола о низкопоклонниках - "а сало русское едят", и вот, понимаешь, дружок совместил, и получилось дико смешно...Я не поняла, но действительно смешно...
Встали очень рано, и теперь немного выпив и поев, задремали обнявшись, приникнув друг к другу. Он во сне чувствовал своим левым виском ее твердо округленный детский лоб, и дыхание, удивительно чистое для взрослого человека ее дыхание наполняло маленькое пространство между ее и его лицом, отделяя это простран- ство от остального воздуха, летящего внутри самолета и, в свою очередь, отделенного от воздуха снаружи, от всего яркого бесконечного света.