Штаб полка разместился в длинном доме с островерхой черепичной крышей. Перед домом росли три старых развесистых дуба. Оставив карету возле этих дубов, Чохов четким шагом проследовал мимо часового, удивленного зрелищем странного экипажа, и, протиснувшись среди стоявших и сидевших здесь ординарцев, посыльных и писарей, вошел в небольшую комнату. Маленький майор говорил по телефону. Писарь и телефонист сидели за столом.
Молодцевато, с залихватской плавностью приложив руку к ушанке, Чохов доложил:
- Капитан Чохов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
- ...Смотри, Весельчаков, - кричал майор в телефонную трубку, деревню возьми! Что значит - стреляют?.. А что ты думал, тебя с музыкой будут встречать?..
Положив трубку, майор сказал телефонисту:
- Вызови мне "Лилию"... Как там поживает сей белый цветок, узнаем.
Потом он обернулся к Чохову, взял его предписание и спросил:
- Ну?
"Занятный живчик - подумал Чохов. - Неужели начальник штаба?"
- На должность командира роты? - спросил майор.
- Так точно.
- Давно на этой должности?
- Два года.
- Давненько, - произнес майор и, махнув рукой телефонисту, чтобы тот замолчал со своей "Лилией", спросил: - Почему так?
Чохов смотрел прямо в глаза майору непроницаемыми серыми решительными глазами.
- Не знаю, - ответил он.
Майор усмехнулся:
- Вот как? А кто же знает?
- Начальство знает, - сказал Чохов.
Майор хмыкнул и вышел в другую комнату.
- Это кто? - спросил Чохов у писаря коротко и повелительно.
- Начальник штаба полка.
- Как, ничего парень?
- Кто? Товарищ майор? - удивился писарь такому панибратскому тону в отношении начальника штаба, Героя Советского Союза, майора Мигаева. Ничего...
Майор вернулся, переговорил с вызванной, наконец, "Лилией", белым цветком, и сказал, обращаясь к писарю:
- Зачислить капитана Чохова командиром второй стрелковой роты. А это что там за колымага? - вдруг заинтересовался он каретой, стоявшей за окном.
- Это моя, - сказал Чохов.
Мигаев рассмеялся:
- Ах, вот ты какой граф! Поня-ятно!.. Брось эту телегу! Роту тебе дают пехотную, а не моторизованную... И учти, нам комбат нужен. Будешь человеком - назначим комбатом.
- А мне и так ладно, - сказал Чохов.
- Да иди ты, странный ты человек! - притворился рассерженным майор.
- Есть идти, - меланхолически ответствовал Чохов и повернулся, снова приложив руку к ушанке с молодцеватой небрежностью.
Когда он уже открыл дверь, Мигаев крикнул вслед:
- А где вторая рота, знаешь?
- Найду, - односложно сказал Чохов и вышел.
Чохов был родом из Новгорода. Он рос без отца, со старушкой-матерью в домике на окраине города. Старший брат работал в Ленинграде на заводе. Когда началась война, Чохову было девятнадцать лет, он только что окончил педагогический техникум и был влюблен в соседскую дочку Варю Прохорову, светловолосую ясноглазую девушку, которая училась в техникуме вместе с ним и с начала учебного 1941 года должна была начать преподавать в школе. Чохов же собирался ехать к брату в Ленинград с тем, чтобы поступить там в институт.
Война поломала все планы. Чохов забил досками окна своего домика, попрощался с Варей и пошел с матерью на станцию.
В Ленинграде Чохова сразу же взяли на военную службу. Варя писала ему каждый день, потом немцы захватили Новгород, и переписка прекратилась. Чохова отправили вместе с его частью на Карельский фронт. Начались беспрерывные бои, в которых Чохов сразу же показал себя выдающимся по хладнокровию и храбрости солдатом. Вскоре его направили на курсы младших лейтенантов. Учиться ему, правда, пришлось недолго, так как курсанты были брошены в бой на Мурманском направлении, но офицерское звание Чохов все-таки получил и стал командовать взводом. Его тяжело ранило. Связь с матерью и Варей он потерял. Год спустя, уже находясь на Северо-Западном фронте, он узнал из газет, что учительница Варвара Прохорова, партизанская разведчица, была повешена немцами на улице Ленина в Новгороде.
Потом он получил известие из Ленинграда, и оказалось, что матери у него тоже нет: старушка умерла от голода зимой, и не сохранилось даже могилы, так как она умерла на улице и ее похоронили незнакомые люди. Старший брат погиб при обстреле города, когда снаряд попал в цех, где он работал.
Чохов остался один из всей семьи.
Удары, разразившиеся над юношей, вызвали в нем прямую и сильную реакцию, ожесточили его. Война стала делом всей его жизни, главным содержанием ее. Он ни о чем не думал и не говорил, кроме как о войне. Со временем он даже стал чуть ли не гордиться тем, что он один на свете. "Мне что? Я один", - думал он часто и по любому поводу. Когда солдаты получали письма из дому или рассказывали о своих семьях, при этом умиляясь, улыбаясь, вздыхая или жалуясь, Чохов смотрел на них свысока, как будто эти родственные связи унижали, делали их слабее.