Весна на Одере

Раненых осмотрели, и санитары начали их выносить поодиночке. Таня сбегала к себе, принесла кулек конфет из своего офицерского пайка и сунула «ямщику» на дорогу. Он смущенно отказывался, потом сдался и сказал:

— Ну, спасибо, товарищ капитан медицинской службы. Век вас не забуду.

В комнате было холодно от беспрестанно открывающихся дверей.

Таня сказала:

— Помните того гвардии майора, который ехал с нами вместе в карете? Он вчера тут был, в медсанбате…

Каллистрату Евграфовичу лестно было, что ведущий хирург сидит возле него и запросто разговаривает с ним на глазах у остальных раненых. Он спросил:

— Ну, как поживает гвардии майор? Хороший он человек, простои такой. А, между прочим, во всем разбирается. По-немецки как говорит, а? Здоров он?

— Здоров, — сказала Таня и тоже стала оживленно говорить о Лубенцове, словно она с ним виделась и долго беседовала. — Если он еще раз приедет, я ему скажу, что вы здесь лежали…

— А он приедет? — спросил «ямщик» и сам себе ответил: — Конечно, приедет… А то вы к нему съездите… Доставите человеку радость…

Таня покраснела и спросила, не нужно ли еще чего-нибудь Каллистрату Евграфовичу. Он попросил карандаш, желая «в дороге потренироваться, левой рукой пописать». Она дала ему карандаш.

Поддерживаемый санитаркой, он пошел к автобусу. Машины вскоре тронулись, а Таня все еще стояла, ей было грустно оттого, что Лубенцов больше не приедет. И вот теперь уезжал Каллистрат Евграфович — рвалась последняя, казалось ей, связь с Лубенцовым.

Маша после эвакуации раненых нашла Рутковского и сказала ему со злостью:

— Вы видели Кольцову? На нее же смотреть страшно, еле на ногах стоит! Вы бы хоть дали ей отдохнуть несколько часов. Безобразие!

На следующий день Рутковский приказал Тане отдыхать. Ока очень переутомилась, и все это заметили.

Оказавшись «не у дел», Таня все утро слонялась по деревне, не могла найти себе места. Потом она вспомнила совет «ямщика». «А почему бы действительно не съездить к Лубенцову?» — подумала она. Нет, она не будет перед ним оправдываться, она ни слова не скажет по поводу его подозрений. В конце концов это ее дело, где и с кем она встречается. Просто она узнала, что он был в медсанбате, и решила навестить его, поскольку он ее не застал.

Приняв это решение, Таня вдруг повеселела и почувствовала себя необычайно отважной и независимой.

Она оделась, привесила — для храбрости — маленький пистолетик к поясу и, покинув медсанбат, прошла лесом к дороге. Ее подобрал какой-то балагур-шофер, везущий «айн-цвай-драй», как он почему-то называл снаряды для пушек.

В штабе дивизии она завела осторожный разговор по поводу дислокации соседних дивизий. Начальник оперативного отделения охотно объяснил ей обстановку.

— Вот здесь наступаем мы, — водил он толстым пальцем по карте, здесь Середа… А здесь…

Дальше она слушала невнимательно, хотя подполковник пространно разъяснял ей ситуацию, сложившуюся на фронте. Она заметила себе, в какой деревне расположен штаб генерала Середы, и собралась было уходить, но ее задержал начальник связи, жаловавшийся на боль в раненой ноге. Нашлись и другие пациенты, и Таня провозилась до полудня.

Наконец она покинула деревню. Здесь ей удалось сесть в машину, принадлежавшую дивизии генерала Середы. Получилось очень удачно: машина шла в штаб. Таня спрыгнула посреди деревенской улицы. У одного из домов стояла эмка, и Таня подошла к шоферу, возившемуся у открытого капота.

— Скажите мне, пожалуйста, — сказала она, — где здесь помещаются ваши разведчики?

Шофер спросил:

— А вы откуда будете?

Она не знала, что ответить, но в этот момент из дома вышел высокий генерал в папахе, с черными усами. Увидев молодую женщину в длинной немецкой прорезиненной накидке, генерал Середа слегка удивился.

— Вы ко мне? — спросил он.

Она ответила:

— Я ищу ваше разведотделение, — и, храбро посмотрев ему прямо в глаза, сказала: — Мне нужен гвардии майор Лубенцов.

— Зайдите, пожалуйста, — сказал генерал, помолчав.

Она вошла вслед за ним в дом. Пройдя коридорчик, где при их появлении вскочил сидевший у окна солдат, они очутились в большой комнате. Здесь никого не было. На шифоньере стоял полевой телефон.

Генерал остановился.

— Гвардии майор Лубенцов? — переспросил он и, опять с минуту помолчав, пригласил: — Прошу садиться.

Она не садилась.

— Прошу садиться, — повторил он строго и начал рыться в планшете на столе, словно собирался именно оттуда достать гвардии майора Лубенцова.

Ей стало не по себе под его странным, внимательным взглядом, и она решила, что требуется дать кое-какие объяснения.

— Мы с гвардии майором, — сказала она, присаживаясь на кончик стула, — старые знакомые. Еще с 1941 года. Мы вместе выходили из окружения под Москвой. Товарищ Лубенцов был на днях у меня в медсанбате, и это, так сказать, мой ответный визит. Вы не беспокойтесь, я сама найду разведотделение. Прошу извинить меня. Я вас задержала.