Весна на Одере

— Во время занятий по переквалификации, — сказал он, помолчав, пехотные инструкторы беспрерывно ссылались на пример русских моряков, которые в боях под Севастополем и Ленинградом оказались превосходными пехотинцами… Довольно бестактно было вспоминать о доблести русской морской пехоты в этих условиях. Наши моряки не сумели или, возможно, не успели стать настоящей пехотой. К 1 марта дивизия насчитывала четырнадцать тысяч человек, теперь от нее остались жалкие ошметки, не больше четырех тысяч морально подавленных людей. Дивизия входила в состав армейского корпуса «Одер», а корпус этот был частью группы армий «Висла», которой командовал рейхсфюрер СС Гиммлер.

Оганесян не мог не заметить, что корветтенкапитан говорил о своей дивизии, и о корпусе, и о группе, и о Гиммлере, и вообще о Германии в давно прошедшем времени.

— Больше не остается, — сказал корветтенкапитан, — рек в Германии, хотя бы для того, чтобы называть немецкие корпуса их именами… — Он пробормотал: — Одна река осталась — Лета.

Оганесян перевел эти слова полковнику Плотникову. Полковник внимательно глядел на бледное лицо морского офицера, и немец, заметивший этот задумчивый и, как ему показалось, сострадательный взгляд, вдруг сказал:

— Господин полковник, возьмите меня к себе на морскую службу. Я специалист по тактике подводной войны и имею большой опыт. Мне надоело служить истеричным глупцам и искателям приключений.

Полковник, усмехаясь, ответил:

— Вам и не придется им больше служить. А если когда-нибудь и появятся другие такие же авантюристы, советую помнить уроки этих лет и ваши нынешние слова. — Он обратился к Оганесяну: — Спросите немца, не согласится ли он выступить по громкоговорителю с обращением к своим товарищам по оружию.

Эбергардт согласился немедленно.

Ночью его привели к переднему краю, который проходил уже среди домишек городского предместья. Голос корветтенкапитана гулко разнесся среди речных пакгаузов и портовых построек:

— Я корветтенкапитан Эбергардт. Многие из вас меня знают. Я сын и внук немецких моряков и, смею сказать, честный немец. И вот, как честный немец, я призываю вас сложить оружие, не проливать свою кровь за Гитлера. Позор и смерть ему! Он привел нашу отчизну к гибели!

Закончив свою речь, немец застыл, словно оцепенел, потом его плечи затряслись, он резко повернулся и пошел, эскортируемый молчаливыми разведчиками.

XIX

Солдаты двигались вперед усталые, с промокшими ногами, потные и злые. По обочинам дороги валялись окрашенные в желтый цвет пушки, исковерканные велосипеды, легковые машины и огромные дизельные грузовики.

Ночью Чохов со своей ротой ворвался в городок на берегу Одера. Здесь на пустынных улицах стояли подбитые немецкие танки, а на перекрестках брошенные зенитные орудия.

Для жителей приход русских оказался неожиданным: вчера они читали штеттинскую газету, сообщавшую об успехе немецкого наступления.

В квартирах горел свет — энергию подавала электростанция Штеттина, где тоже, как видно, не знали, что этот участок побережья уже захвачен советскими войсками.

На реке, у самого берега, попыхивал в темноте военный катерок. Находившиеся на нем матросы шаркали по палубе большими сапогами. На носу мигал фонарь.

Чохов снял с плеча Семиглава ручной пулемет, спустился вниз к берегу, не спеша установил пулемет возле газетного киоска и дал длинную очередь трассирующих и бронебойных. Сливенко бросил на катер противотанковую гранату. Раздался взрыв, катер вспыхнул, как факел. Послышались крики и стоны.

Взрыв и стрельбу услышали другие катера и кононерская лодка, стоявшая на середине реки. Вдали, над черной гладью, замигали фонари, и вскоре оттуда раздались выстрелы. Суда били по городу не целясь. Одновременно раздались ухающие разрывы: это заговорила дальнобойная береговая артиллерия из Штеттина.

Солдаты, несмотря на обстрел, примостились поспать, но их сразу же разбудили. Надо было двигаться дальше, перерезать дорогу, соединяющую Альтдамм с южной переправой. Командир полка Четвериков прошел на своих кривых могучих ногах по улице мимо солдат, крича:

— Что же, я буду впереди, а вы сзади? Мне одному наступать, что ли?

Солдаты повскакали с мест и пошли. Пошли и пошли, снова забыв об отдыхе и о сне. Проходя мимо домов, они с завистью заглядывали в окна. За окнами стояли двуспальные большие кровати с пухлыми перинами.

— Ничего, ребята, — сказал Сливенко, — подождите, поспим скоро.

— Я месяц подряд буду спать, — сказал Гогоберидзе. — Целый месяц! Хорошо спать в горах, под овечьей шубой!

Кое-кто ухитрялся спать на ходу, и, внезапно потеряв направление, сонный боец, как лунатик, шел вбок от остальных, пока его не окликали. Тогда он спохватывался, мотал головой, оглядывался и спешил занять свое место среди других.

Под самым Альтдаммом немцы снова оказали упорное сопротивление. Из Штеттина беспрерывно била береговая артиллерия. Пулеметы стреляли с чердаков. Солдаты залегли и почти немедленно заснули все, кроме выделенных наблюдателей.