Он повернулся к Веселке, и она ясно увидела в темноте две багровые искры в его глазах. Зрелище было настолько жуткое, настолько дикой, потусторонней, нечеловеческой казалась эта плотная фигура, которую Веселка не видела, а лишь угадывала, как еще более плотный сгусток тьмы, что она вздрогнула и попыталась отшатнуться, но Огнеяр не выпустил ее руки, и она застыла на месте. Ледяной ужас пронзил ее, как перед каким-то чудовищем. Казалось, только дневной свет придает ему вид человека, а сейчас вместе со светом и князь Чуробора остался за воротами, а здесь теперь только сын Велеса, оборотень-волк, воплощение темной силы нижних миров. Стоя рядом с ней, он уже был «по ту сторону», потому что носил в себе потусторонний дух и теперь выпустил его наружу. Веселка дрожала от ужаса, чувствуя себя во власти полузверя-полубога, непостижимого и сильного силой разных миров – земного и подземельного, человеческого и звериного.
– Не бойся, – негромко сказал Огнеяр. – Чего не суждено, того и не будет. Иди за мной.
Глаза Веселки попривыкли к темноте, и она различила впереди что-то смутно знакомое. Огромный рогатый идол, поднявший голову к самой кровле, железный посох в руках… Чуроборский Велес держал посох иначе, не так, как прямичевский, – в Прямичеве Отец Дорог был изображен идущим, а здешний стоял, будто всю землю держал на плечах, опершись посохом для верности.
– Иди сюда. – Огнеяр подтянул ее к самому подножию Велеса.
Она увидела в темноте перед собой неяркое, темно-багровое свечение. Две светящиеся линии складывали резу Крада, и Веселка сразу прониклась ее смыслом, хотя никто и никогда не учил ее, купеческую дочь, священным знакам. Реза жертвенного огня воплощала смысл ее следующего шага – она несла в себе ту потерю внешнего, без которой не раскрыть внутреннее. Как жертва сгорает в огне, чтобы отдать дух свой богам, так прежней Веселке из Прямичева предстояло сгореть в огне грядущей перемены, чтобы высвободить наконец тот священный дух, который так долго зрел в ней и наконец готов был вырваться на волю.
Огнеяр положил ее ладонь на какую-то гладкую, широкую, холодную поверхность рядом с резой, и Веселка поняла, что та не висит в воздухе, а начертана на каменном алтаре. Сверху он накрыл ее руку своей. Камень был очень холодным, а его рука – очень горячей, и Веселка дрожала от смешения двух крайностей, чувствовала слабость и растерянность, как будто само ее существо испаряется, растворяется в пустоте.
– Зовет, – сказал рядом с ней глухой мужской голос, в котором она даже не узнала сейчас голоса Огнеяра; казалось, это говорит сам Велес. – Пойдем.
– Куда?
– В жар кипучий, в пламень палючий, в бездны преисподние! – словами заговоров ответил Огнеяр.
Веселка не успела ничего понять, как Огнеяр вдруг подхватил ее на руки и вместе с ней прыгнул куда-то. Встав на камень у подножия Велеса, он мигом провалился и заскользил куда-то вниз, во тьму, туда, куда звал его бессловесный голос, где черные волосы Велы вились, как волны, под жарким дыханием багрового подземного пламени.
Это ворота! Его, Огнеяровы, ворота в Надвечный мир, в Навь, в Подземелье! Веселка смутно успела сообразить это, и больше ни о чем уже думать не могла, захваченная и подавленная стремительным падением через густую черноту. Здесь не было ни места, ни воздуха, ни расстояния, ни времени; они просто летели вниз, чернота все глубже засасывала их в себя, и никакими силами уже отсюда не выкарабкаться назад к свету, хоть сто лет ползи… Она больше никогда не увидит прежнего мира, оставленного позади. Веселка задыхалась, все существо ее никло и гибло под гнетом тяжелой черной пустоты, слезы жгли изнутри закрытые глаза. Само сознание задохнулось и замерло.
Очнулась она, лежа на чем-то мягком. Перед ее открытыми глазами были зеленые травинки с двумя примятыми беленькими шариками кашки. Трава! Зеленая трава! В изумлении она села, но голова закружилась. Веселка зажмурилась, но тут же снова открыла глаза: так хотелось ей скорее снова увидеть это чудо. Запустив пальцы в траву, она подцепила стебелек кашки, приподняла белую головку, но сорвать не решилась: не поднялась рука оборвать жизнь дивного творения.
– Ну, что, жива? – спросил рядом знакомый голос.
Веселка вскинула глаза: в трех шагах от нее на земле сидел Огнеяр и жевал травинку. Вид у него был усталый, но спокойный и даже удовлетворенный, красная искра в глазах погасла, они были просто черными.
– Где мы? – спросила Веселка, и собственный голос показался ей странным: тихим, но звонким, как первая капель.
– У батюшки моего. – Огнеяр поднял глаза и взглядом показал ей вверх.
Там было небо – темно-синее, глубокое, без единого облачка, прозрачное и видное на огромную, головокружительную глубину. Мелькнуло какое-то далекое, совсем стертое воспоминание: однажды, в другой жизни, она уже видела это глубокое полупрозрачное небо, не дневное и не ночное. По небосклону медленно плыло горячее красное солнце, и оно двигалось не от востока к закату, а наоборот.