Ахнув, Дарована содрогнулась, душу пронзил ужас. Мир Яви исчез для нее: она видела внутреннюю сторону бытия, Надвечный мир, основу и прообраз земного мира. И там, внутри, черная туча омывала подножие священной горы, хранительницы земной жизни, волновалась, натекала, срывалась и снова ползла вверх. Это было все равно как ясновидящие видят гнездо болезни внутри тела; Дарована видела зловещее гнездо, в котором брала начало бесконечная зима, страх, голод, отчаяние, поиски жертвы.
Вершина горы, где стояло само святилище Стрибога, была закрыта темными облаками, но вдруг между облаками наверху мелькнул светлый, горячий пламенный отблеск. Облака дрожали, сотрясались, в разрывах все яснее мелькал свет, и вот уже ясно виден был огненный конь с черной гривой и пылающими очами. И этот огненный отблеск, как молния, разбил оцепенение Дарованы.
– Это он, он! – задыхаясь, вскрикнула она и порывисто протянула руки к озеру. По толпе пробежал новый гул, Повелин застыл в нескольких шагах, глядя в пылающее, отрешенно-восхищенное лицо княжны, а она все кричала, переполненная горячим чувством счастья: – Это он, я его вижу!
Огненный конь мчался от неба к земле, перелетая с облака на облако, словно с уступа на уступ серой каменной горы. Вслед за ним скакали еще четыре коня: черный, белый, гнедой и серый. Огненные искры снопами сыпались из их грив и хвостов, пламенным следом отмечая их путь, удары их копыт разрушали серую облачную гору, и тучи разлетались по сторонам, как валуны под лавиной. Отзвуки грома отвечали их шагам где-то за краем небес.
Черная туча внизу под горой зашевелилась, словно внутри нее забегал ветер. Теперь уже в густой темноте можно было различить не просто завихрения облаков, а сначала неясные, потом все более четкие фигуры. Великаны с длинными руками, с густыми бородами, вставали плотной стеной у подножия горы; задрав головы, они ждали небесных коней, втягивали головы в плечи, поднимали дубины и черные камни, готовясь метнуть их.
Красный конь первым достиг подножия горы. При его ударе о землю взметнулась высокая вспышка пламени, а когда огонь опал, на месте коня стоял Громобой. Это был несомненно он, и в то же время он стал другим – в нем проснулся бог, и сила божества изливалась из каждой его черты. Лицо его пылало гневом, брови казались чернее и гуще, глаза сверкали. Он шагнул навстречу первому великану; тот вскинул свою дубину, Громобой в ответ взмахнул пустой рукой – и раздался далекий, слабый громовой удар. Велет пошатнулся, как будто звук этого далекого удара качнул землю под его ногами, но устоял и не выпустил своей дубины. Черно-синий, полутуманный велет возвышался над безоружным Громобоем как гора, и жутко было видеть это!
Изнемогая от ужаса, с болью в сердце от жгучего желания помочь ему, Дарована вдруг вспомнила о мече, что так и лежал со вчерашнего дня возле идола Макоши. Меч вспыхнул перед ее внутренним взором, как будто подал голос, сам напомнил о себе. Она сознавала только одно: меч лежит здесь, когда он нужен Громобою там! Метнувшись назад, больше всего боясь лишний миг выпустить Громобоя из виду, она подскочила к идолу, наклонилась, одной рукой схватила меч за рукоять, а другой за ножны, с усилием оторвала его от земли, под изумленные крики, не слышные ей, донесла до озера и торопливо бросила в воду.
– Возьми! – крикнула она, и меч, уходя под воду, сверкнул ослепительной синей вспышкой, какой горят молнии в грозовых тучах.
И когда вспышка погасла, Дарована снова видела Громобоя, но теперь в руке его был этот самый меч, и сам блеск синей молнии отбросил назад велета. Одним ударом Громобой рассек велета пополам, и тот не упал, а рассеялся в воздухе, пролился на землю струями холодного дождя.
А отдаленный грохот нарастал; где-то за краем неба собиралась гроза. Белые искристые молнии мелькали в темной туче велетова воинства, озаряя их толпу белыми, желтыми, лиловыми жгучими вспышками. Четыре воина с четырех сторон громили зимних великанов, и от каждого взмаха их копий падала молния, раздавался далекий удар грома, и велеты таяли, растекались холодным дождем. Капли дождя текли по лицу Дарованы, но она не замечала холода, не ощущала себя, вся она была там, внизу. Велеты заносили свои тяжелые дубины, метали камни, но их темные орудия разлетались холодными каплями под ударами молний. Велетов оставалось все меньше и меньше, подножие горы все яснело и яснело, и свет из-за горы разливался все ярче и ярче.