Весна в Крыму

И первым, кто в доме Сыромолотова громогласно приветствовал это известие, был Джон, умная овчарка, когда-то купленная Алексеем Фомичом.

Навстречу подбежавшему мальчику Алексей Фомич приоткрыл окно, но когда хотел взять у него три листа телеграмм, маленький газетчик сказал строго:

- Довольно одного. Другим тоже надо!

И побежал к калитке.

Эта стойкость мальчика, которому не так было важно, что он раздаст все данные ему телеграммы, как то, что он обрадует побольше людей, очень понравилась Алексею Фомичу, и, передавая красный лист Наде, он сказал:

- Заметил я, что война эта заставила очень многих у нас, особенно из молодежи, зна-чи-тельно поумнеть! Читал я где-то что во время французской революции, какую называют "Великой", парижские извозчики в ожидании седоков читали газеты. Не думаю, чтобы нынешние петроградские занимались этим, но вот новое поколение появилось, - вроде мальчишки-газетчика, - приходи, кум, радоваться! Умнеют люди от каждой большой войны, - вот мой вывод, и дойдут когда-нибудь до того, что выкинут всякие войны из обихода их жизни!

2

- Ну вот, - весело говорил Наде Алексей Фомич, - теперь вполне беспрепятственно могу я выставить свою картину! Вовремя, значит, я ее закончил.

- Только что против истины погрешил, - заметила Надя: - Зимний дворец в телеграммах совсем не упоминается: без него обошлись.

- Да ведь царя не было в Зимнем, - он уехал в Ставку... А Зимний или какой другой дворец без царя - что же он такое? Просто огромное здание, прочно построенное.

- Все-таки, Алексей Фомич, имей в виду, что публика вернисажа будет говорить: "Не так произошла революция!"

- Да ведь я не иллюстрацию на тему дня выставлю, а картину, то есть произведение искусства! - горячо возразил Алексей Фомич. - Так на мой холст и надо будет смотреть.

Однако Надя не сдавалась:

- Я ведь не о том говорю, как ты сам смотришь на картину и как я на нее смотрю, а как посмотрит на нее провинциальная публика! Кто тут у нас понимает искусство так, как понимаешь его ты?

- Так что же, - в Петроград мне везти картину?

Алексей Фомич прошелся по комнате и добавил:

- Пожалуй, ты права, - картину оценить смогут только в Петрограде, а не здесь, но... будут ли исправно ходить теперь поезда? И можно ли будет в обстановке, какая теперь сложится, довезти картину целой до Петрограда?

- Я думаю, что надо подождать, а не с места в карьер, - решительно отозвалась на это Надя. - Поедем в Петроград, - тут у нас все ограбят... То была полиция, а теперь кто будет?

- Да, в самом деле, - ведь теперь должны быть поставлены везде новые люди, а тем более в полиции! Эта полиция давно уже засела всем революционерам в печенки... Подождать, говоришь? Подожду, что ж... Надо оглядеться, это так.

И Алексей Фомич оделся и вышел из дому, обещав, впрочем, жене, что пройдется только по своей улице и дальше уходить не будет.

3

Выйдя из калитки на улицу, Алексей Фомич даже остановился в изумлении: первый, кого он увидел, был плотник Егорий. Он шел именно по той стороне улицы, где стоял дом художника, и художник вспомнил рассказ своей жены о ее страхах и дневных и ночных.

Поровнявшись с Сыромолотовым, Егорий снял картузик и проговорил, как заученное:

- С революцией поздравляю, барен! Как вы есть сознательный елемент, хотя, конечно, из буржуазного сословия...

- Спасибо, - революция всем нам нужна, - ответил Алексей Фомич, - а вот заходить ко мне на двор, зная, что меня нет дома, вам бы не следовало.

Егорий насторожился и отозвался не сразу:

- Работенки, конечно, искал, - слова нет, - как она сама с неба нашему брату-голяку не свалится.

- А почему же вы допытывались, куда это и надолго ли я уехал? "С каким-то попом"? Значит, вы это видели?

- Глаза, когда смотрят, не закажешь, чтобы они, например, не видели, теперь уже заносчиво сказал Егорий.

- Это что же вы, следите, что ли, за мной вроде шпика? Кто же это вас ко мне, хотелось бы знать, шпиком приставил?

- Шпи-ком? - так и дернулся Егорий. - Шпики же эти вчерашний день еще были, а нынче их уж и духу-звания не должно быть!

- Однако у вас как будто и занятия никакого нет больше, как по этой улице фланировать!

- Да ведь как сказать, барен, никакому человеку воспретить нельзя, где ему ходить... С тем прощевайте!

И пошел дальше, а Сыромолотов стоял около своей калитки, смотрел ему вслед, пока он скрылся в переулке.

Конечно, ничего еще не изменилось здесь, на тихой улице очень отдаленного от столицы южного города, потому только, что в Петрограде началась революция, но художнику уже представлялись какие-то невнятные пока еще отзвуки, отголоски, течения в воздухе.

Даже как будто тише, чем обычно, была тихая улица, по которой вихрем пронеслись мальчишки-газетчики с красными листами телеграмм.

Алексей Фомич представил этот красный вихрь по всем улицам города и неминуемую ошеломленность у всех людей, хотя и ожидавших, что революция должна непременно совершиться.

Небольшая, шедшая поспешной семенящей походкой старушка встретилась Алексею Фомичу на перекрестке улиц: это была его теща Дарья Семеновна.