Весна Византии

Серебро, столь щедро дарованное ему Сарой-хатун. Серебро, собранное Дориа в Трапезунде и прихваченное им для закупок в Эрзеруме. Ну что ж, генуэзец сюда так и не попал, ― за этим надежно проследили. Оставалось лишь гадать, рассыпалось ли серебро по земле в пылу схватки, или чья-то ловкая рука срезала его с седла…

Поначалу эта шутка показалась ему великолепной. Затем, одумавшись, Николас вспомнил обо всех опасностях, поджидающих его впереди. Дориа ничего не сможет купить у тех немногих торговцев, которые доберутся до Трапезунда; своего серебра он также лишился, и теперь будет знать, что потерпит окончательную неудачу, если не сможет захватить компанию Шаретти. И, разумеется, лучше всего ему послужат в этом известия о гибели Николаса и Юлиуса. Хотя Диадохос и утверждал, что выслал гонца, но тот достигнет Трапезунда лишь через несколько дней после того, как Дориа во всеуслышание объявит об их смерти.

Как отреагируют на это Тоби, Годскалк, Асторре и Легрант? Едва ли они сядут на ближайший корабль, идущий в Перу, или отправят скорбные послания Мариане и Грегорио. Нельзя, чтобы демуазель узнала об этом! Но Николас надеялся, что Годскалк проявит осторожность и не станет ничего предпринимать, пока новости не подтвердятся. Тогда фламандец разрушит все планы Дориа. Годскалк с самого начала предупреждал его, что если Николас постарается лично уничтожить своего врага, то настроит против себя Катерину. Однако теперь генуэзец сам выроет себе яму. Возможно, тогда жена разочаруется в нем, и Дориа не сможет наложить руки на компанию Шаретти? Катерина станет ему не нужна… разве что в качестве заложницы…

Тут Юлиус обернулся и увидел Николаса.

― От тебя пахнет вином. Негодяй, сам напился, а мне ничего не принес!

Не было никакого смысла тревожить стряпчего пустыми домыслами, поэтому Николас уселся и рассказал ему обо всем, что произошло, ничего не утаивая. Самого главного все равно нельзя было выразить словами… Однако Юлиус всегда был проницательным человеком.

― Выходит, она все же не верит, что герцог бургундский, венецианский дож и король Франции, а также король Англии и папа римский отправят флот для войны с турками? ― поинтересовался он.

― Конечно, нет. Пусть Алигьери от их имени расточает Западу щедрые обещания… Однажды, если фра Людовико проявит достаточную настойчивость, закончится какая-нибудь война, умрет король… и тогда будет шанс начать крестовый поход. А тем временем Узум-Хасан собирает своих союзников, и даже позволяет себе дразнить султана. И если он объединит Синой, Трапезунд и Грузию, то вполне сможет дотянуть хотя бы до конца года.

― А если Узум-Хасан хочет большего? Нам известно, что он желает изгнать султана из Малой Азии. Что, если Хасан-бей сам попробует захватить Трапезунд?

Воистину, Юлиус был прирожденным солдатом.

― Трапезунд в безопасности, ― заверил его Николас. ― Ты сам так говорил. Единственный способ завладеть им ― это путем переговоров, а Узум-Хасану нечего предложить христианскому императору. Я не заключал никаких сделок, Юлиус.

Стряпчий ненадолго задумался, а затем спросил:

― А почему тут его мать? Где сам Узум-Хасан?

Очень важный вопрос.

― Где еще может быть вождь, кроме как со своим войском? Ему сейчас не до торговли, и он доверился единственному человеку, который говорит по-гречески, обращен в христианскую веру, и на кого он может положиться. Сара-хатун ― отважная женщина. ― Немного помолчав, Николас промолвил: ― Что же такого есть в Персии и Трапезунде, что здесь рождаются женщины, подобные ей?

― Не знаю, ― отозвался Юлиус. ― Но очень хотел бы это выяснить.

В конце концов стряпчий согласился почти со всеми задумками фламандца. Он тоже полагал, что флорентийские товары будут в большей безопасности в Керасусе, где Дориа не сможет до них добраться. То же самое относилось и к товарам венецианцев… Чуть труднее оказалось убедить Юлиуса не предъявлять Пагано Дориа никаких обвинений, ― ведь у них не было доказательств, что именно он организовал покушение; если же выставить в свидетели Параскеваса, то он больше не сможет служить осведомителем. Так что пока следует считать достаточным наказанием утрату серебра и товаров. Ну и, разумеется, сильнее всего генуэзца должно было поразить возвращение в Трапезунд Юлиуса.

― А ты сам отправишься в Керасус? ― спросил Николаса стряпчий.

― Да.

― И останешься там? Надолго?

― Сколько понадобится. Ведь такой дорогой товар нельзя оставлять без охраны. ― У Николаса опять начала кровоточить рука, и в плетеной корзине он отыскал чистую ткань для перевязки. Лекарь и его угрюмый помощник больше так и не появились. ― Тут есть еще какая-то целебная мазь. Тебе не нужно? ― обратился он к Юлиусу.

― Я в порядке. А как мы будем получать вести из Керасуса?

― Голубиная почта? ― предложил фламандец. ― Гонцы-амазонки?

Стряпчий поднялся с места и с неожиданно грозным видом надвинулся на Николаса.

― Ты по-прежнему хитришь? Опять что-то задумал?