Весна Византии

Подмастерье Николас. Муж ее матери… Лицо гостя оставалось в тени, но Катерина все равно узнала его, но, несмотря на испуг и изумление, все же не смогла удержаться от того, чтобы попытаться представить как выглядит сейчас в его глазах. Рыжевато-каштановые волосы, рассыпавшиеся по подушкам, ― такие же, как у матери, ― и глаза того же синего цвета, но лицо ― юное, свежее, нетронутое морщинами… Лишь тогда Катерина спохватилась, что надо бы прикрыть наготу, однако выяснилось, что скромности ее ничто не угрожает — покрывало было натянуто до подбородка, а поверх него кто-то накинул еще и плащ. Вот откуда это ощущение тяжести на груди…

― Катерина, ― окликнул ее Николас. Он сидел тихо, словно кот у мышиной норки. ― Не бойся. Твоя служанка здесь. И отец Годскалк. Мне следовало подождать, пока ты проснешься, но очень скоро я должен буду уйти, и хотел прежде увидеться с тобой. Расскажи мне, что произошло.

Действительно, одна из служанок стояла чуть поодаль, перепуганная и еще более уродливая, чем обычно.

Годскалк? Тот самый капеллан, которого мать наняла, чтобы он с наемниками направился в Италию! Катерина и раньше видела этого рослого мужчину с тонзурой и взлохмаченными черными волосами, однако почти не была с ним знакома. Приподнявшись на постели, она устроилась на подушках, придерживая покрывало у самого горла, а затем уничтожающе уставилась на Николаса.

Человек благородный явился бы к ней лишь по приглашению и принес богатые дары невесте.

Или, смятенный и ошарашенный, встретил бы ее на каком-нибудь торжестве или приеме. Или вызвал бы Пагано на поединок. Или взобрался бы в дом по веревке и попытался похитить ее… А Николас просто уселся на кровать, в потрепанной старой одежде, похожий на обычного слугу, да еще и привел с собой священника!..

― Я помню отца Годскалка, ― заявила Катерина. ― Он был в Италии, когда ты убил моего брата Феликса.

Фламандец сидел спиной к свету. Он даже не шелохнулся.

― Мы слышали, что ты вышла замуж.

― В самом деле? Что ж, это правда, ― с гордостью отозвалась она. ― Дело решенное, и вы не сможете ничего изменить. У Пагано на руках все бумаги. Мы поженились сперва во Флоренции, а затем в Мессине. Это было очень торжественно, ― не в какой-нибудь убогой часовенке с двумя свидетелями…

― Однако без благословения семьи, ― возразил священник.

― Мой родственник подписал бумаги, ― заявила Катерина. ― Вы его не знаете.

― Кто именно? ― уточнил Николас.

― Крестный, Тибо де Флери. Его брата ты тоже убил.

Горничная внезапно захныкала, и Катерина повернулась к ней.

― Думаешь, он убьет и тебя? Не бойся, сам он никогда не станет марать руки. И даже насиловать не станет: ведь ты еще не очень старая. ― Она вновь обратилась к незваным гостям: ― Мой супруг должен вернуться очень скоро. Он вызывает на поединок всех тех, кто смеет оскорбить его жену.

На это Николас никак не отреагировал.

― А твоя мать знает? ― спросил он вместо этого.

Естественно, ни о чем другом он и думать не мог.

― Теперь знает, ― заявила девочка. ― Пагано написал ей из Флоренции.

― Правда? ― Но повторяться Катерине не хотелось, и она промолчала. ― А сама ты не известила мать, прежде чем покинула Флоренцию?

Намеренно дерзким тоном она возразила:

― Нет. Ведь тогда она попыталась бы меня остановить.

― Верно, ― подтвердил Николас. Поток вопросов у него, похоже, иссяк. Он сидел, скорчившись, как человек, получивший сильный удар в живот, и смотрел в пол. Затем он вдруг вздохнул и посмотрел на Катерину без тени раздражения и гнева.

― Послушай, все это уже не имеет никакого значения. Мы пришли увериться лишь в одном: что ты остаешься с Дориа по собственной воле и желанию, и что ты счастлива. Это так?

Она была довольна представившейся возможностью. С презрительной улыбкой Катерина опустила руку, и покрывало тут же сползло с обнаженного плеча, полуприкрытого распущенными волосами.

― Как смогу я описать тебе свое блаженство? ― вопросила она. ― Мой брак ― совершенен. Мой супруг ― самый благородный человек из всех, кого я встречала. И не надейся, что ты сможешь нам помешать: он все предусмотрел. Он дождался, пока я стану женщиной. Он подарил мне собачку.

Николас посмотрел на нее… Обычно у него был такой же вид после очередной драки во дворе красильни.

― Я так и знал, что это было ошибкой…

― Забудь, ― коротко велел ему священник.

Фламандец опустил глаза, больше ничем не выдав, что слышал слова капеллана, а затем продолжил самым обычным голосом:

― Я хотел бы побеседовать с твоим мужем. Я подожду, сколько смогу. Но в любом случае, Катерина, я напишу домой. Что мне сказать твоей матери?

― А что ты обычно ей говоришь? Спроси, какой подарок мне прислать ей из Трапезунда? Пагано позаботится об этом.

― И когда ты вернешься в Брюгге? ― поинтересовался Николас.

― Даже не знаю. В Брюгге мне все кажется отвратительным. Возможно, Тильде на это наплевать, но мой супруг не потерпит в семье такого позора. Думаю, лучше мы купим дом в Брюсселе.

― А не в Генуе? ― удивился фламандец.

Эта мысль показалась ей странной, но Катерина не подала вида.

― Или в Генуе, ― невозмутимо подтвердила она.

― И когда же?