Заканчивался месяц март, и до Трапезунда оставалось еще пять дней пути. На обоих кораблях священники взглянули на календарь и отвели в сторонку своих хозяев. Если не случится чего-то непредвиденного, они прибудут к императорскому двору как раз во время Пасхи. Так ли это необходимо? Все постоялые дворы будут забиты, купцы заняты своими делами, император и его присные ― поглощены церемониями… Никто и не заметит прибытия нового генуэзского консула и флорентийского посланца. Да и как после трех недель в открытом море они смогут войти в порт при должном параде и великолепии?
Николас заметил на это:
― В Слёйсе фландрские галеры делают это каждый год. Нужно просто вычистить весь корабль за день до прибытия. Главное ― не лениться… ― Команда из двух с половиной сотен человек, объединенная общим репертуаром чрезвычайно похабных песенок, сочиненных специально для них хозяином корабля, в едином порыве принялась выкрикивать в его адрес ругательства, но покорилась настойчивости Николаса.
Чуть позже, когда они обедали в каюте, Легрант заметил:
― Если мы задержимся, Дориа прибудет первым, и выглядеть они будут лучше нашего. В этом отношении парусникам всегда проще…
― А мне казалось, что в Трапезунде гавань наподобие римской, ― заметил Николас. ― Ему ведь придется войти туда на веслах.
― Все равно, он будет выглядеть отлично.
― Ксенофон, ― неожиданно произнес Николас и сурово оглядел всех собравшихся. ― Не скажу, что я им восхищаюсь, но после трех недель в обществе Диадохоса могу сказать с уверенностью, что знаю его, как собственного брата. Так вот, когда Ксенофон со своими войсками проходил здесь, они все перепились местного меда.
― Две тысячи лет назад, ― заметил на это Тоби.
― Злые греческие пчелки, ― хмыкнул капитан Асторре, который всегда веселел в предвкушении доброй драки. Вершиной воспитательного мастерства принцессы Виоланты стала сцена земных поклонов в исполнении наемника, которые тому предстояло исполнять на императорских коврах.
Отсмеявшись, Асторре обратился к Николасу.
― Так что ты там удумал? Меда в марте еще не бывает.
Тоби также взирал на бывшего подмастерья, но с совсем иным выражением лица.
― Постой! А ну, постой-ка… Ты ведь уже все сделал? Что бы это ни было ― ты проделал это, не советуясь с нами?
Николас скривил рот, как заправская горгулья.
― Ну, просто кое о чем договорился, вот и все… В последний вечер путешествия генуэзские поселенцы из Керасуса пришлют на борт «Дориа» в подарок пару бочонков местного черного вина. То есть, конечно, оно будет не совсем от генуэзских поселенцев, но… Думаю, несложно будет вручить хозяину судно нечто одно, а матросам ― совсем другое. Это начисто сорвет им головы с плеч.
Капитан Асторре расхохотался, запрокинув голову, а затем направился к выходу, хлопнув Николаса по плечу.
― Славный мальчик, славный… Мне это нравится. А как только окажемся на берегу, вырвем девочку из когтей этого ублюдка и прикончим его. ― Он ухмыльнулся гнилыми зубами и вышел вон.
― Я вижу, ― заметил Юлиус, ― что наш бравый капитан заставил примолкнуть даже самого великого Николаса… Интересно, почему? Уж не забыл ли ты, пока строил все эти восхитительно забавные планы, что Катерина по-прежнему с этим негодяем Дориа? Боже правый, и как ты до такого додумался? Чтобы гребцы «Дориа» вошли в порт пьяными… Вот то-то мы его проучим! Он похитил дочь демуазель, лгал насчет меня и Бессариона, он поджег твой корабль и убил наших людей в Модоне, потом мы с Джоном чуть не расстались с жизнью в Константинополе… И это все, что ты смог придумать?!
В то время как Асторре по-прежнему обращался с ним как с ребенком, Юлиус видел перед собой взрослого мужчину. Николас побледнел, попытался ответить, но стряпчий неумолимо продолжал:
― С того момента, как эта женщина поднялась на борт, тебе стало наплевать и на Катерину, и на всех нас. Я бы не возражал, вот только ты тут вроде как считаешься за главного…
По счастью, здесь их никто не мог подслушать. За последние дни Юлиус явно изменился не в лучшую сторону. Николас едва ли не впервые в жизни не нашелся, что ответить, и потому сказал просто:
― Она ведь моя падчерица. Конечно, я начисто про нее позабыл.
Не дав молчанию затянуться, отец Годскалк вмешался:
― Вполне возможно, что благополучие девочки зависит от отношения к нам принцессы Виоланты. Понимаешь, Юлиус? Когда Дориа окажется на генуэзской территории, она может стать нашим единственным связующим звеном. Судя по манерам этого господина, едва ли он намерен часто выводить в свет свою юную супругу.
― Ни у кого из купцов нет с собой семьи, ― сказал Николас. ― В Пере было то же самое, за несколькими исключениями. Они живут с местными девушками или с постоянными любовницами. Катерина даже не заметит разницы. Я не знаю, на чьей стороне принцесса Виоланта, Юлиус, но было бы неразумно дать ей заподозрить неладное или чем-то оскорбить.
― Это ты так думаешь. А я спрошу ее напрямую, ― заявил стряпчий. ― Если она спит с Дориа и шпионит для него, мы должны выяснить наверняка. Если же она просто его любовница, то наверняка будет рада удалить отсюда Катерину.