Весной в половодье

— А вы долго ходили! Я вас уже давно жду, — сказал мальчик.

— Все ходил... Для вентеря место выбирал, спички поискал. Спички в посылку забыли нам положить. Ну, я и решил — поищу, которые Андрей обронил. Да впустую, Там, где вы утром были, теперь не пройдешь. — Иван Са­вельевич бросил на песок туго связанные прутья и, сняв шапку, вытер платком лоб. — Ох, и половодье в эту весну, скажу тебе! Большая вода. Ту сторону острова всю зато­пило, и Старый Посад обрисовался как на ладони... На обратном пути заходил плот проверять. Весь в воде. Плыви хоть сию минуту. Ему в этой заводи — как в затоне. — Выразительно посмотрев на шалаш, он негромко спросил: — Как Андрей?

— Ничего. Спит.

— Может быть, обойдется все по-хорошему. Бывает так: отоспится человек — и болезни конец... Полынку вот принес. Вскипятим в воде да попоим его.

Леня потрогал гибкие прутья, спросил:

— Иван Савельевич, зачем вам прутики?

— В большом артельном хозяйстве все может приго­диться. Навоз, к примеру, на дровнях без плетушки не повезешь в поле. Вот мне мысль такая и пришла — под­собное производство при колхозе наладить по изготовлению плетушек. Тальнику этого тут столько — целых три рай­она корзинками обеспечить можно. И недалеко. Всего в двух километрах от Волги живем.

— А на Волге опять столько льдищу... — грустно протянул Леня.

— Это последний. Завтра, глядишь, и в путь тронемся. — Иван Савельевич ласково взял Леню за подбородок. — Теперь, парень, до дому рукой подать... Сейчас Андрея про­ведаю, и костер поярче разведем, какао варить будем.

Когда Леня думал о том, что скоро они покинут остров и он будет дома, его охватывало сильное волнение. Ему все время хотелось что-то делать, говорить, он не мог спокойно посидеть ни одной минуты.

Вот и сейчас, взяв палку, Леня помешал в костре угли, потом закопченным заострившимся кончиком с огненным глазком принялся чертить на песке замысловатые рисунки.

Вскоре он встал и ушел к обрыву.

— Ты чего это там делаешь? — окликнул Савушкин Леню,

— А так, смотрю...

Иван Савельевич неторопливым шагом подошел к нему.

— Поглядите вон на ту высокую гору, — сказал Ле­ня. — Видите?

Над самым высоким хребтом Жигулей, едва не задевая зубчатые верхушки черных сосен, висела крупная звезда с неярким, остывающим светом.

— Видите? — опять нетерпеливо спросил Леня.

— А чего там? — переспросил мальчика Савушкин, поведя плечом. — Звездочка горит.

— Да нет же, это огонь на буровой! — улыбаясь, ска­зал Леня. — Чтобы ночью самолеты на вышку не наткну­лись, фонарь на ней зажигают. Я тоже только сейчас до­гадался. Думаю — а ведь это фонарь светится!

Леня помолчал, потом заговорил снова:

— Смотрю на огонек и знаете, о чем думаю? А что, если отец, думаю, сейчас там? Может быть, и он наш сигнал увидит, правда? С этой горы далеко все вокруг видно.

— А ты сам не был на горе?

— Был. Я летом лазил на гору. Дух захватывает, когда по тропинке лезешь ущельем. Сорвешься вниз — косточек не соберешь. Отец говорит, это самая трудная буровая во всем промысле. Бурильщики даже там и живут, на своем «Памире». Это они так гору зовут. — Мальчик негромко засмеялся. — В бригаде есть бурильщик Ибрагим Шакурзянов. Веселый такой и сильный. Всегда песни поет! Ин­тересные. Сам сочиняет. Стоит у лебедки и поет себе:

Аи-эй, гора высокая Жигули,
Бурить тебя будем, бурить.
Нефти надо много пятилетке:
Море бензина, реки мазута!
Ибрагим добудет много нефти,
Ай-эй, много нефти...

А дальше не помню. Очень длинная песня.

Савушкин наступил на белевший под ногами камешек и вдавил его в песок.

— Ты, Леня, кем же собираешься быть? Или еще не думал об этом?

— Как же, думаю. Вот даже сегодня думал... Когда геологом хочется быть, как отец, а когда еще кем-нибудь...

Леня смутился и умолк.

— Мне хочется много-много знать, — задумчиво про­говорил он и, опять помолчав, добавил еле слышно, одним дыханием: — Про всю жизнь. И во всем быть таким, как Ленин и Сталин.

Иван Савельевич прижал голову мальчика к себе и лас­ково сказал:

— На каникулы приезжай в гости. Старушка моя, скажу тебе, будет куда как рада. У нас в колхозе знамени­тые бахчи. Я тебя такими арбузами и дынями угощу, за уши не оттянешь!

Про себя он подумал: «Дружные всходы растут, надеж­ные. Молоденький еще, а смотри-ка!.. Хороший паренек... Он мне как бы вроде внука...»

Вдруг Савушкин сказал:

— Леня, ну-ка, погляди на гору, на огонек. Он чего-то мигать начал... Верно?

Мальчик ничего не ответил.

— Ты чего, или не видишь, как огонек — миг-миг?.. будто знаки какие-то с горы дают...

— Подождите, — пробормотал Леня. — Точка... точ­ка... точка... тире. Это «ж» значит. Тире... точка... точка...

Через минуту-другую он повернулся к Савушкину и весело закричал:

— Это с буровой нам сигналят! Там папка наверно. Он же знает, что азбукой Морзе я отлично владею... «Жди­те завтра катер» — вот что передают с горы!

Глотнув воздух, мальчик закричал еще громче, прыгая и хлопая в ладоши:

— Завтра будем дома! Завтра будем дома!