Весной в последний раз споет жаворонок

Во время атак самолетов-штурмовиков много детей погибло и многие потеряли картонки со своими именами и датой рождения. Так случилось с Карлом Краковяком. Родители его были мертвы, и он потерял своего старшего брата. В хаосе изо льда и крови, снега и голода, истощения и смерти кто-то нашел валявшуюся рядом с Карлом Краковяком такую же картонку и повесил ему на шею. Лишь позже мальчик заметил, что к нему постоянно обращались как к Питеру Боллингу. Он был так мал и полон отчаяния, и совсем сбит с толку, что подумал, что смена имени была хорошим знаком и, возможно, спасла ему жизнь, и поэтому никогда не возражал, когда его называли Питером Боллингом. В приюте ему были выданы документы на это имя. Он не сомневался, что его брат Клименс погиб во время бегства.

15 мая 1955 года, когда Питер пришел из школы, возле приюта его ждал какой-то мальчик.

— Послушай, ты, — сказал он, — как тебя зовут?

Питер испуганно уставился на мальчика, который был так же худ, как он сам.

— Меня зовут Питер Боллинг.

— Ты уверен? — спросил мальчик. Подошвы его ботинок были рваными. — Абсолютно уверен?

— Абсолютно не уверен. Я думаю, что раньше меня звали по-другому, но я никак не могу вспомнить. Мы должны были бежать, я был еще маленьким. Когда-то они, по-моему, начали называть меня Питером Боллингом, я не знаю почему.

Он опять уставился на незнакомого мальчика.

— А кто ты?

— У тебя есть брат?

— Он у меня был, — сказал Питер. — Но думаю, что умер. Мои родители тоже умерли. Погибли во время бегства, это я знаю точно. Да, брат у меня был.

— Из каких мест ты бежал?

— Из Верхней Силезии, — сказал Питер. — Думаю, из Бойтена. Но в моих документах написано Бреслау. Я растерян.

— Как звали твоего брата?

— Клименс, — сказал Питер Боллинг. — Вот это я знаю точно.

— И у твоего отца был монтажный бизнес в Бойтене? — спросил неизвестный мальчик в грязной куртке и грязных рваных брюках.

— Да, — сказал Питер и почувствовал, как застучало его сердце. — А как зовут тебя?

— Клименс Хартин, — сказал неизвестный мальчик. — У тебя есть большое родимое пятно под левой подмышечной впадиной?

— Да, — сказал Питер и поднял рубашку.

— Тогда ты мой брат, — сказал Клименс Хартин и обнял его. — Мамочка всегда повторяла, если мы потеряемся, то я смогу узнать тебя по этому родимому пятну. Много лет я искал тебя. Наконец-то я нашел тебя!

— Мой брат, — сказал, оцепенев, Питер. — Но почему у тебя фамилия Хартин?

— Я оказался в Мюнхене. Одна семья усыновила меня. Господин и фрау Хартин. Господин Хартин — художник. Он великолепно рисует. Так как они меня усыновили, я уже больше не ношу фамилию Краковяк, теперь я Клименс Хартин.

— Мой брат, — сказал Питер Боллинг еще раз и заплакал.

Он даже сел на траву перед приютом.

Клименс Хартин сел рядом.

— Не плачь, — сказал он. — Пожалуйста, не плачь! Ведь сейчас все хорошо! Сейчас мы вновь нашли друг друга!

После этих слов он сам заплакал.

— …вот как это было, — сказал Боллинг спустя тридцать три года в конференц-зале адвоката Нигра в Боготе, где почти всегда во второй половине дня шел дождь. — Так это началось. Клименс был на два года старше меня и уже тогда был смелым, практичным и жизнестойким. Он добился — пятнадцатилетний мальчик — того, что меня отпустили из приюта и позволили поехать с ним в Мюнхен.

Там я попал в другой приют и в другую школу. Я часто болел. Здоровье Клименса было лучше, и он был сильнее. Если какой-нибудь мальчик колотил меня, тогда мой брат бил его так, что вскоре все оставили меня в покое. В 1957 году я заболел скарлатиной. Врачи отказались бороться за мое выздоровление. Но только не мой брат. Дни и ночи он проводил возле моей кровати и ухаживал за мной. И выходил меня. Когда мне стало лучше, я был настолько слаб, что даже не мог ходить. У фрау Хартин была сестра замужем за крестьянином в Альгойе. Брат поехал туда со мной. Там были молоко и мед… Клименс продолжал за мной ухаживать… И вернул мне возможность передвигаться. Постепенно начал ходить со мной, сначала лишь на небольшие расстояния и по равнинной поверхности, потом на большие расстояния и в гору. Когда ели, он отдавал мне лучшие кусочки… — Боллинг тыльной стороной ладони провел по глазам. — Это были самые прекрасные дни в моей жизни… Без Клименса я бы умер, говорили потом врачи. Мой брат в первый раз спас мне жизнь.

— В первый раз? — спросил Марвин. — Потом он еще раз спасал?

— Да, — сказал Питер Боллинг. — Он спас мне жизнь еще раз — через много лет. Когда я стал старше, я переехал из приюта в мюнхенский Колпинг-дом. Потом начал учиться в университете. Мой брат тоже поступил туда. Я изучал химию, мой брат — юриспруденцию. Потом я работал на мюнхенской фармацевтической фабрике, а позже — на фирме «Хехст» во Франкфурте, мой брат — сначала в мюнхенской адвокатской канцелярии, а позже — в Министерстве экономики в Бонне.

— Где? — спросил Марвин.

— Да, — сказал Питер Боллинг. — В боннском Министерстве экономики.

Дождь барабанил по стеклам окон.