— Моё имя Гай Юлий Павел, — нетерпеливым тоном произнёс тот из евреев, что был ниже ростом, когда Сабин вошёл в огромный зал крепости. — Я римский гражданин и капитан храмовой гвардии. И потому требую аудиенции у префекта, а не у его подчинённого.
— У префекта недомогание, и поэтому ты будешь говорить со мной! — огрызнулся Сабин, с первого взгляда проникшись неприязнью к этому напыщенному кривоногому коротышке-еврею. — Советую тебе проявлять ко мне уважение. Я квестор при губернаторе Сирии, который является прямым начальником префекта Иудеи. Мне всё равно, гражданин ты или нет. Я велю выпороть тебя у стен крепости.
Павел сглотнул комок и провёл рукой по редеющим волосам.
— Прости меня, квестор, я не желал тебя оскорбить, — произнёс он, и внезапно голос его сделался медоточивым. — Я прибыл с просьбой от первосвященника. У нас в городе объявился смутьян и богохульник по имени Иешуа бар Иосиф.
— Никогда не слышал о таком, — отозвался Сабин. — И что он натворил?
— Очередной самозванец, объявивший себя Мессией, господин, — уточнил стоявший рядом Лонгин. — Мы пытались поймать его за подстрекательство с первой же минуты, когда он, четыре дня назад прибыв в город, устроил в Иерусалиме беспорядки. Он угрожает власти цезаря, утверждая, что сам он — царь иудейский. Несколько людей были убиты, включая троих моих легионеров.
Затем он настроил против себя первосвященника, нагрянув в храм и оскорбив всех, кого можно, после чего взялся переворачивать столы менял.
— А что менялы делают в храме? — искренне удивился Сабин.
— Евреи считают, что наши деньги — это деньги идолопоклонников, так как на монетах изображена голова цезаря. Поэтому они разрешают покупать барашков для заклания и всё такое прочее только на их собственные храмовые деньги. Надеюсь, ты понимаешь, что менялы крепко на этом наживаются.
Сабин надменно выгнул бровь. С каждой минутой эти евреи удивляли его всё меньше и меньше. Он повернулся к тем двоим, что стояли перед ним. Второй был высок, бородат, из-под тюрбана на голове выбивались чёрные, жирные космы. Он застыл неподвижно, сверля Сабина полным ненависти взглядом. Руки его были связаны впереди. Было видно, что это не работяга-земледелец. Голубое платье с длинными рукавами ниспадало ему до щиколоток — чистое и без швов, сотканное как один кусок материи, что по карману только человеку богатому. Поверх платья на плечи была накинута черно-белая мантия тонкой работы и, безусловно, стоившая немалых денег.
— Что у этого человека может быть общего с Иешуа? — поинтересовался Сабин у Павла.
— Он — один из его последователей, — ответил тот, не скрывая неприязни. — Он был с ним целых два года, пока Иешуа мутил воду в Галилее. Он утверждает, что по окончании пасхального ужина Иешуа объявит о конце света, провозгласит себя долгожданным Мессией и поведёт бунтовщиков против Рима и храмовых жрецов. Кайафа просит разрешения прокуратора арестовать смутьяна за богохульство и передать его Синедриону, чтобы его члены вынесли свой приговор. Этот человек сказал, что отведёт нас к нему сегодня вечером.
Сабин повернулся ко второму еврею.
— Как твоё имя?
Еврей несколько мгновений в упор смотрел на него и лишь затем снизошёл до ответа.
— Иуда, — произнёс он, расправляя плечи.
— Мне доложили, что ты сикарий.
— Служить богу — великая честь, — спокойно ответил Иуда почти на безупречном греческом.
— Итак, сикарий Иуда, что ты просишь взамен за предательство человека, чьим последователем ты был целых два года?
— Мне нужно вознаграждение. У меня на это имеются свои причины.
Сабин презрительно фыркнул.
— А ты, я смотрю, человек с убеждениями. Скажи мне, зачем тебе это — чтобы я понял, что это не западня.
Иуда несколько мгновений в упор смотрел на него, затем медленно отвернулся.
— Мне ничего не стоит подвергнуть тебя пыткам! — пригрозил Сабин, теряя терпение.
Как посмел этот еврей выказывать неуважение представителю римской власти?
— Ты не можешь этого сделать, квестор, — поспешил вмешаться Павел. — Тем самым ты оскорбишь Кайафу и храмовых жрецов, которые просят твоей помощи в поимке смутьяна и богоотступника. Сейчас, когда по случаю Пасхи в городе собралось более сотни тысяч паломников, Риму нужна поддержка жрецов, если вы хотите сохранить в Иерусалиме порядок. У нас и так уже в последние дни произошёл один бунт.
Сабин гневно посмотрел на коротышку-еврея.
— Как ты смеешь указывать мне, римскому квестору, что я могу, а что нет? — вскипел он.
— Он прав, господин, — успокоил его Лонгин. — Не стоит отказывать жрецам в их просьбе. Здесь это не принято, тем более, что мы обязаны им.
— Это чем же?
— Сразу после беспорядков, которые учинил этот Иешуа, они передали нам убийц троих легионеров. Один из них, тоже Иешуа, но только бар Аббас, популярен в народе почти так же, как и его тёзка. Префект приговорил вчера всех троих. Казнь должна состояться завтра.