Вест-Индия

Шейла остановилась на границе света и тьмы. Серов, спрятавшись за огромным, толщиной с телеграфный столб кактусом, видел лишь ее силуэт: прямая спина, осиная талия и пышные, похожие на крылья бабочки юбки. Это платье не предназначалось для чужих глаз: корсаж был слишком низким, плечи полностью открытыми, а во всех остальных местах тонкий шелк подчеркивал формы женского тела слишком детально и соблазнительно. Надо думать, фру ван Зейдель хотела покрасоваться в этом наряде в опочивальне или в столь же подходящем месте перед законным супругом или счастливым любовником, дабы возбудить их пыл. Та же задача была у Шейлы Джин Амалии, и, говоря по чести, вооружилась она не хуже, чем дама с Кюрасао.

На стене, меж зубцами парапета, возникла усатая рожа часового.

— Qui va? Etre debout! — выкрикнул страж и тут же с удивлением добавил: — Tete Dieu! La fillette![89]

Шейла мелодично рассмеялась:

— А ты кого рассчитывал увидеть? Дьявола или своего лейтенанта?

Солдат наклонился, всматриваясь в ее лицо, и тоже перешел на английский.

— Ты откуда, la petite?[90] Что-то я тебя прежде в городе не видел. Ни в «Серебряном песо» у Кривого Франсуа, ни в «Старом Пью», ни в «Лошади и подкове»…

— Плохо глядишь, солдатик, — сказала Шейла и грациозно повернулась, придерживая юбку. — Ну, теперь рассмотрел? И как тебе?

— Отлично, ma foi![91] Правда, в толк не возьму, что ты тут делаешь?

— Недогадливый ты, парень… Там, внизу, — Шейла махнула в сторону моря, — все сидят по своим лоханкам, и на берег ни ногой. Тоска! И никакой работы.

Расправив усы, француз впился в нее жадным взглядом:

— А ты хотела бы потрудиться, ma belle?[92] Шейла сделала шаг к воротам и прищелкнула пальцами.

— Двадцать песо, служивый!

— Шестнадцать за двоих. Гийом дежурит на восточном бастионе, и без него никак не обойтись, малышка. Шестнадцать мы еще наскребем… Но больше — ни единого су![93]

— Черт с тобой! Спускайся!

Пригнувшись за своим кактусом, Серов вытащил из ножен шпагу. Если не считать пламени факелов, вокруг царила темнота. Свет звезд и едва народившегося месяца был слишком слабым, не позволявшим увидеть затаившихся в кустах людей; даже зная, где прячутся его бойцы, он мог разглядеть лишь смутные силуэты, почти незаметные во мраке тропической ночи. Считая с ним и с Шейлой, тут было тринадцать человек.

Девушка стояла у самых ворот, прижавшись к окованной железом створке. Руки ее шарили у пояса; из пышных складок платья вдруг появился пистолет, затем — кинжал, сверкнувший алым блеском в свете факелов.

Раздался лязг засова, и ворота приоткрылись. Усатый часовой высунул голову:

— Hola, mon angel![94] Ты где?

— Здесь, красавчик, — откликнулась Шейла и опустила ему на темя рукоять пистолета.

Удар был силен, но все же солдат устоял на ногах — похоже, череп его мог посоперничать крепостью с мореной дубовой доской. Хрипло выдохнув, он вцепился в Шейлу, раскрыл рот и завопил:

— Mort de ma vie! A moi, camerades![95]

Сейчас она его зарежет, мелькнуло у Серова в голове. Он бросился к воротам и отшвырнул солдата, успев заметить блеск кинжала Шейлы. «Не убивай его, девочка, не надо», — шепнул Серов, проскальзывая меж тяжелых створок. Вслед за ним в форт ворвались Хрипатый с братьями Свенсонами, и Боб тут же метнулся к восточному бастиону. Там, на лестнице, ведущей со стены во двор, маячила фигура второго стража, вскинувшего мушкет. Треск выстрела разорвал тишину, поднялся огромный кулак Хрипатого, и француз осел на землю.

Десяток полуодетых босых солдат, кто с саблей, кто с ружьем, выскочили из жилого каземата, тут же наткнувшись на корсаров. Серов ударил одного в колено сапогом, у другого вышиб оружие и ринулся к высокому мужчине, должно быть, офицеру — тот, подняв фонарь, спешил за своими людьми. Проклятия, крики и звон клинков наполнили двор; звуки метались среди кирпичных стен, будто пойманные в ловушку, но продолжалось это недолго — три-четыре или, самое большее, пять минут. За это время ошеломленных французов оттеснили в угол между северной и восточной стенами; все они были обезоружены, и половина — особенно те, кто повстречался с Хрипатым и Страхом Божьим, — едва держались на ногах.

Серов приставил шпагу к груди офицера:

— Прекратите сопротивление. Обещаю, что никто из ваших людей не пострадает.

Француз надменно вскинул голову:

— Кто вы такой? И что вам нужно? Известно ли вам, что вы посягнули…

— Известно, — оборвал его Серов. — Клянусь, что городу Бас-Тер не будет причинено разрушений или иного ущерба. Мы лишь арендуем ваш форт на несколько дней, после чего он вернется во владение Французской Вест-Индской компании. Я даже готов оплатить ядра и порох, которые мы израсходуем.

— Вы собираетесь стрелять, мсье?

— Непременно. Но большей частью в сторону моря.

Брови офицера приподнялись, затем, пожав плечами, он оглядел тесный дворик, освещенный фонарем и тремя факелами, своих солдат, зажатых в угол, клинки и пистолеты в руках корсаров. Вероятно, он не был лишен здравого смысла и понимал, что сопротивляться бесполезно.

— С кем имею честь?

— Маркиз де Серра.

— Француз?