Веста

Он молчал. Давно улетела муха, давно переползла отметку в пять часов стрелка часов на приборной панели. Гонял вдоль тротуара редкие еще пока листья ветер.

Лицо моего соседа напоминало маску. А ответ прозвучал и вовсе глухо.

– Это будет самый дерьмовый поступок, который я сделаю в жизни. Но я тебе помогу.

Только теперь я выпустила из легких задержанный воздух. С облегчением. И с грустью.

«Грустить-то с чего? Ведь он мне помогает…»

Хрен знает, с чего. Но настроению не прикажешь.

* * *

– Твоя очередь!

– Что?

Прогорал за стеклами седана очередной осенний день – мало чем отличающийся от других, разве что датой на календаре.

– Ну, я же «продала» свою историю? Точнее, обменяла.

– На что?

– На твою. И расскажешь ты ее у себя дома – хочу посмотреть, где и как живешь.

Наверное, он хотел упрекнуть взглядом, не ожидал подобной наглости.

Но передумал. И не стал. Знал: сам предложил то, что предложил, – хотел знать правду, был готов «платить». Теперь лишь вздохнул, качнул головой с кривой усмешкой – мол, женщины. И повернул ключ в замке зажигания.

Кей.

Его дом был примитивным – три комнаты, кухня. Чисто, но неуютно – уютом он не заботился. Самое главное – гостиная с диваном, телевизор напротив, холодильник, в котором есть пиво, – все для того, чтобы забыться. Чтобы не быть «здесь» и не жить в мире, в котором он не нашел для себя ничего ценного, где его жестоко предали. В дальней спальне, давно переставшей быть спальней (он чаще всего дремал перед телевизором), обустроена «военная» – по верстакам разложено оружие, по центру на столе «лаборатория», где он иногда, если требовалось, собирал мелкие бомбы.

Ее Веста рассматривала дольше всего. А на лице странное выражение – смесь неприязни, укоризны и любопытства.

– И давно ты этим занимаешься?

Он следовал за ней из комнаты в комнату, как сторожевой пес.

– Полтора года. Как вернулся.

– Вернулся откуда?

– С войны.

– С войны? Я не знала, что здесь кто-то воюет…

Все верно. О войне всегда знали лишь те, кому она была выгодна собственным в ней участием.

– И долго ты там пробыл?

– Достаточно.

«… чтобы навсегда измениться. Ведь это даже не тюрьма – там сутки за год».

– А спишь где?

Кей указал в некое подобие кабинета, где возле стола с компьютером стояла тахта. Не стал пояснять, что сюда он, если чуток перебирал, доползал не всегда. Перебирал он, впрочем, не часто – работа требовала ясной головы и трезвого ума. Хорошо, что заказов он брал немного.

Веста изучала его дом, как музей. Все осторожно потрогала, осмотрела, заглянула в холодильник, выглянула из окон, зачем-то, пробуя на мягкость, посидела на тахте. И только после этого переместилась в гостиную. Упала в кресло, в котором он никогда не сидел.

– Рассказывай. Твоя очередь.

– О чем?

– Как докатился до жизни такой? Все, начиная с предыстории.

Он застыл. Вдруг понял, что не сможет, если не выпьет, и пиво здесь не поможет. Пришлось доставать бренди.

Теперь он чувствовал себя так же, как Веста за час до этого, – нырял в дерьмо с головой. И, что странно, от времени вкус дерьма не забывался – память отлично хранила и вкусовые качества, и текстуру, и цвет. Все так же ярко палило в его голове безжалостное солнце, кусался горячий ветер, скрипел на зубах песок. Все так же головокружительно пахли блестящие локоны Элены, и отлично помнился звук ее голоса… Вот только сердце не оживало, когда он думал о ней.

Письма, письма, письма… Тогда он практически стал поэтом. Теперь бы не сложил вместе и двух строчек – ни желания, ни вдохновения. Сложнее всего было говорить о ежедневно умирающих друзьях и почему-то легко о предательстве. Простил? Нет, просто «проехал»…

За пятнадцать минут он опустошил половину бутылки. Внутренне сорвался – скрежетал колесами, как сошедший с рельсов состав, – ему нужно затормозить.

Его единственный слушатель хлопал удивленными глазами.

– А как ты повезешь меня домой?

– Никак. Вызову тебе такси.

Теперь, после ответной «истории», не он смотрел странно, а на него. С печалью и сочувствием, которого он терпеть не мог.

– У тебя остались неотправленные письма?

Только этого еще не хватало… Он и так вывернул себя наизнанку. Вместе с кишками. Кто он теперь в ее глазах – полный неудачник? Сломавшийся мужик, не сумевший пережить предательство, мстящий с горя всему человечеству?

– Не остались. Все, я все рассказал, что просила.

«Давай, вали».

Ее гнали? Веста хлопнула глазами.

– Скажи, а ты никогда не пытался отыскать Элену?

– Никогда.

– Даже адреса ее не знаешь?

– Не знаю.

– И…

– Тебе пора.

– Уже?

– Да. Уже. Давай.

Последние слова бросил жестко, почти зло.

И неожиданно сильно полоснуло по сердцу выражение ее лица. Нет, на нем не проступила обида, но та самая сосредоточенная маска «человека на бероне» – человека, готового ко всему. Что выпнут на улицу, что отправят на такси, что оставят одну – она привыкла. Заранее привыкла к любому дерьму, которое придется черпать ложкой, заранее подписала согласие делать это пожизненно.

Потому с готовностью поднялась с кресла, подхватила сумочку и кивнула на прощание.

– Я сама вызову себе такси, не парься.