– Поверь, милая Альбия, пребывание среди людей во время такого великолепного праздника принесёт тебе много радости, – с новым порывом подхватила Кальпурния. Она приподнялась и, подавшись в сторону весталки, дотронулась до её руки, покоившейся на покрывале, словно лепесток лилии. – Стены храма твоей богини закрывают от тебя красоту и многоликость мира. Тебе восемнадцать, но скажи, что видела ты в жизни?
– Девять лет назад жребий определил мою судьбу, и, скажу откровенно, меня устраивает тот образ жизни, который я веду. Я счастлива тем, что служу древнему культу Весты и что служением своим приношу пользу отечеству и согражданам. Я счастлива тем, что, оберегаемая надёжными стенами земной обители богини, могу сохранять свои мысли чистыми и оставаться свободной от тех желаний, что ведут человека к порокам и саморазрушению. Меня вовсе не прельщает тот мир, в котором живёшь ты, Кальпурния.
– Но жить без чувств, без страстей? – искренне удивилась Цезония.
– С высшими помыслами и чистой душой, – твёрдо ответила ей Альбия.
– Я предпочла бы умереть молодой от порочной любви, нежели прожить долгую жизнь, сохраняя душу чистой, но никому не нужной! – вскричала Цезония, театрально взмахнув руками.
– У каждого свой жребий, – рассудительно заметила весталка.
– Да! И я счастлива своим, зная, что в нашей короткой жизни только любовь к мужчине даёт женщине истинное счастье, – не унималась Цезония.
– Только любовь к бессмертным богам и к своему отечеству делает людей по-настоящему счастливыми, – возразила Альбия и медленно поднялась.
Прекрасная, исполненная гармонии, она напоминала одно из божественных мраморных творений Праксителя*, и только лицо её, с волнующими чертами и чувственным ртом, дышало какой-то вполне земной, женской страстью.
– Ты говоришь о любви священной, – снова подала голос Кальпурния. – Но ведь в жизни каждого человека должна быть не только она. Неужели любовь к родителям, к близким людям ничего для тебя не значит?
– Мне такая любовь неведома, – тихо ответила Альбия. – Я любила брата, но это чувство ничего не значило в сравнении с тем, что я испытываю к великому учению Весты. Были родители, был брат – но они ушли, ушли навсегда; боги же вечны. В вере в них, в их могуществе и мудрости заключается истинный смысл бытия и счастье человеческой жизни.
– Ты губишь себя, Альбия, – сказала Кальпурния, выслушав весталку; по лицу её пробежала тень досады. – Свою юность, свою красоту ты приносишь в жертву несуществующим идеалам.
В этот раз весталка ничего не ответила; выражение её глаз осталось непроницаемым.
– Пусть каждая из нас следует тому пути, какой избрала для себя, – желая покончить с бессмысленным спором, пожелала Цезония, – и пусть Фортуна сопутствует всем нам. Vale Albia!
– Vale!*
***
Глава 3
Следуя примеру Юлия Цезаря, император Август стремился превратить Рим в красивый мраморный город, настоящую столицу мира. В подражание построенному предыдущим правителем Форуму появился Форум Августа: вместе с храмом Марса-Мстителя, воздвигнутого в честь победы Октавиана и Антония при Филиппах, он образовал новый архитектурный комплекс. Перед храмом стояли статуи древних героев Рима, призванные напоминать гражданам о величии государства. На Палатине, близ дома, где жил сам император, был возведён великолепный храм Аполлона, который, как полагал Август, помог ему в битве при мысе Акций. Кроме того, Рим украсило мраморное святилище божественного Юлия; рядом с общественными банями, построенными под руководством Марка Випсания Агриппы, поднялось грандиозное здание храма Юпитера – Пантеон.
Новый каменный театр, названный в честь Гая Клавдия Марцелла, скончавшегося к тому времени мужа сестры Августа, был построен над Тибром на месте разрушенных жилых домов. При его строительстве впервые была применена двухэтажная колоннада; театр вмещал тридцать тысяч зрителей.