Весталка. История запретной страсти

– Когда-то ты был мне славным товарищем, но с Германиком тебя связывала настоящая дружба. Я знаю, что он по-прежнему питает к тебе глубокую привязанность, а это значит, что твои слова способны повлиять на его решения. Ты должен убедить его отказаться от притязаний на власть, я же, в свою очередь, выполню любую твою просьбу, любое твоё желание. Клянусь величием Юпитера, что, став единственным полновластным правителем Рима, я отменю все предыдущие решения суда и верну тебе честное имя. Знай, Блоссий, в тот самый миг, как ты протянешь мне руку, эта смрадная яма под названием Туллиан для тебя навсегда останется в прошлом.

Тиберий умолк, выжидая, а Марк стал размышлять над своим положением. С Германиком его связывала крепкая мужская дружба, и, если бы обстоятельства сложились иначе, Марк отправился бы вслед за другом в Германию. Усыновлённый Тиберием, своим дядей по отцу, Германик уже при Августе сумел снискать расположение и любовь народа. Говорили даже, будто Август долго колебался, не назначить ли его своим наследником. Роль посланца Тиберия, всегда завидовавшего пасынку, была противна Марку. Вместе с тем, как человек проницательный, он понимал, что сейчас гибель ему не грозит. Тиберий нуждался в нём, своими обещаниями и клятвами о прощении он отчасти связал себя с Марком. Теперь ему придётся искать способ оправдать своего трибуна перед солдатами, а пока он найдёт, может пройти немало времени. «Вначале он заставит судей изменить показания свидетелей и сам обвинительный акт, – говорил себе Марк. – Потом им придётся отменить приговор. Всё будет поставлено с ног на голову, но римлянам к такому не привыкать. Разве не случалось такого, что чёрное становилось белым, а белое – чёрным? Мне вернут моё доброе имя и моё прежнее положение в обществе, а если так, то стоит принять условия Тиберия. А главное, если Альбия ещё жива, я смогу спасти её...»

И с этой минуты он уже думал только об Альбии, которую, как ему представлялось, Тиберий также не замедлит помиловать. Узнав, что приговор весталке был приведён в исполнение прошлым вечером, Марк потребовал у Тиберия немедленно отпустить его к Коллинским воротам.

Глава 50

Альбия понятия не имела, сколько времени прошло с того часа, как дверь над ней закрылась, навсегда отрезав её от людей, от воздуха, от света, от жизни. Чем тяжелее становилось дышать, чем плотнее окутывал её сырой мрак, тем туманнее были её мысли. Воспоминания о днях, проведённых с Марком, о переменах, случившихся в самый разгар их счастья, порою перемежались с раскаяниями и сожалениями: в её греховной любви, в её желании бежать из храма и в том, что чистому служению Весте она предпочла покорность другой богине, запятнав себя земным чувством к мужчине. Разум бедной девушки мутился, ей казалось, что она стала жертвой чужих страстей, и только невероятными усилиями воли она заставляла себя признать, что никто не повинен в её судьбе, кроме неё самой.

Со слезами на глазах, Альбия опустилась на колени, прижалась своей измученной головкой к ложу и замерла в немом отчаянии. Ни один звук как и прежде не коснулся её ушей. Пламя факела рассыпало последние искры и наконец погасло. Альбия задыхалась. Через несколько мгновений она умрёт, она уже не сомневалась в этом, и теперь упрямо вызывала в своём воображении любимый образ: чтобы проститься с ним в этой жизни и назначить встречу в другой. В какой-то едва уловимый миг ей показалось, будто где-то совсем близко прозвучал родной голос. Но непроницаемый чёрный мрак расплылся, застилая образ Марка тяжёлым пологом...

Неожиданно до слуха Альбии донеслись какие-то звуки: точно кто-то ходил над её головой. На мгновение наступила тишина. Затем раздался грохот, послышались гулкие удары топоров, но дверь не поддавалась. Тогда в дверь принялись бить чем-то тяжёлым, возможно, большим бревном, и скоро створки её, сорванные с петель, рухнули на пол. В пролом тут же бросился какой-то человек. Он прыгнул на поваленную дверь, и свет факела в его руке на миг ослепил весталку.

Альбия разомкнула веки – на неё смотрели глаза Марка, полные слёз.

Он упал перед ней на колени и, покрывая её лицо поцелуями, прошептал прерывающимся голосом:

– Альбия... ты жива, любимая моя Альбия!.. Я успел, о благодарение богам, я успел! Милая, дивная моя, я спасу тебя... я согрею тебя своим дыханием и перенесу в безопасное место...

От прикосновения пылающих губ Марка девушка задрожала, каждой клеточкой своего тела ощущая, как в ней снова пробуждается жажда жизни. Марк продолжал целовать её, и Альбия, принимая его ласки, преображалась. Лицо девушки засияло, потухшие глаза снова замерцали, точно звёзды, сквозь слёзы пробилась улыбка счастья.

– Мне приснилось, что я умерла, и боги вдохнули в меня новую жизнь, – произнесла Альбия слабым голосом, боясь принять происходящее наяву за помутнение рассудка. – А, может, так и случилось, и мы с тобой уже встретились... в элизиуме?