Для нового вестерна, одним из провозвестников которого был Антони Манн, вообще характерно стремление к созданию многомерных образов, причем не только героев, но и второстепенных персонажей. Человек, который спасает Линка, до того несколько раз предлагал ему бежать, бросив Билли, хотя знал ее давно и хорошо. Зритель и не подозревал, что в таком характере может крыться и нечто героическое. Подобных неожиданностей в фильмах Манна много. Режиссер никогда не упускает случая, чтобы персонажи его картин проявили свои скрытые потенции.
Шайка Дока Тобина собирается ограбить банк в мексиканском городке. Линк соглашается принять участие в этой операции. На самом же деле он хочет во время налета уничтожить всю банду. И это ему удается. Он хладнокровно, умело убивает грабителей одного за другим, сначала своего бывшего друга, а затем — двоюродных братьев. Вернувшись, он узнает, что старик изнасиловал его спутницу, и начинает охоту на Дока. Эта заключительная сцена сделана в духе и стиле шекспировских трагедий, столь непривычном в классическом вестерне. Обезумевший Док, в развевающейся черной мантии мечась по гребню холма, проклинает Линка и взывает к небесам о возмездии. Но возмездие настигает его самого. Сраженный выстрелом Линка, старик умирает. На его теле Линк находит мешочек с двумястами долларами, отнятыми у него в поезде. Билли говорит, что она согласна на все, лишь бы переменить образ жизни, и, если ей доверят, она сумеет учить детей грамоте. Линк соглашается взять ее с собой. Он запрягает в фургон лошадей, и молодая женщина садится с ним рядом.
Этот финальный отъезд непохож на те триумфальные концовки традиционного вестерна, когда герой, свершив все, что ему полагалось, покидал место своих подвигов вместе с любимой девушкой. В «Дилижансе», как помнит читатель, Ринго Кид тоже уносился в фургоне к горизонту, обнимая переродившуюся Даллас. Он восстановил справедливость и мог чувствовать себя морально неуязвимым. У Линка Джонса этого ощущения быть не может. Да и увозит он не невесту, а несчастную женщину, и делает это просто для того, чтобы выполнить поручение общины.
Почему же герой оказывается далеко не безупречным, хотя совершает поступки, направленные в защиту справедливости? Здесь мы подходим к тому главному, ради чего Антони Манн снял свой вестерн. Заменив условность реальностью, пусть даже и реальностью достаточно обособленной, отъединенной от остального мира, он тем самым вернул весомость таким понятиям, как убийство, смерть, насилие.
И выяснилось, что, находясь внутри круга этих понятий, герой быстро утрачивает свою идеальность, потому что жестокость — болезнь заразная. Справедливость, поддерживаемая с ее помощью, не может быть нравственно оправдана. Жестоки бандиты, но жесток и Линк Джонс.
Никогда раньше прежний герой Купера не мог бы позволить себе опуститься до издевательства над противником, сколь бы этот противник ни был мерзок и как бы он ни был виноват. Такое издевательство уравнивало бы героя и негодяя. Здесь же он с мстительным злорадством следит за тем, как его изувеченный в драке кузен, корчась от боли, совершает стриптиз под дулом револьвера.
Все те большие и малые отступления от традиций, которыми отличается «Человек с Запада», сделаны, конечно, режиссером не ради чистой оригинальности. Тяга к реализму, общая для лучших произведений американского искусства этого периода, продиктовала новые задачи, заставив отказаться от устаревших масок и привести в вестерн живых людей со всеми противоречиями и сложностью их характеров. Повзросление общественного сознания вызвало обостренную реакцию мастеров искусства на любые проявления насилия, приведшую в последние годы к такому фильму, как «Маленький Большой человек», и такому герою, как персонаж Дастина Хоффмана. Но прежде чем смог появиться этот персонаж, предстояло еще многое пересмотреть и переоценить.
Лица без масок, или Заметки о новом вестерне
«Собаку Баскервилей» Конан-Дойль начинает с того, что Шерлок Холмс и милейший простак Уотсон рассматривают за завтраком трость, принадлежащую некому доктору Мортимеру. Каждый из них после пристального изучения этой вещи высказывает догадки о не известном им дотоле человеке. Но если предположения неизменного спутника великого сыщика, так и не сумевшего овладеть методом дедукции, оказываются, как правило, ошибочными, то все умозаключения самого Холмса через несколько страниц блистательно подтверждаются. Для него такое исследование — дело привычное и много раз проверенное на практике.