Вести из леса

Вот получил — и не жалко!

Прорубь

Зимой вороны, пролетая над озером, и не подозревали, что под этой снежной поляной — вода и там, в глубине, лениво пошевеливают плавниками сонные рыбы.

Но однажды, в марте, на белом мёртвом лице озера вдруг раскрылись живые блестящие глаза.

«Вода, — догадались вороны и решили: „Спустимся, попьём!“»

Слетели. И видят: в воде брюхом кверху плавают неподвижные рыбы.

— Вот это здóрово! Хватай да ешь!

Наелись вороны до отвала.

Потом расселись поудобнее и стали обсуждать, что произошло:

— Это сделали люди. По следам видно.

— Да, да, люди! Расколупали лёд, добрались до рыбы и давай её убивать!

— Пожадничали! Столько наубивали, что и съесть не могли.

— Но как же так? Проруби появились сегодня, а рыба несвежая. Рыба погибла уже давно. Ручаюсь, что давно, ручаюсь!

— Да, да! Как же так?

Но на этот вопрос вороны ответа не нашли. С тем и полетели. И в последний раз уже сверху донеслось:

— Как же так?

Едва успели вороны скрыться, как в проруби появились юркие мелкие рыбёшки. Они плавали у самой поверхности и жадно глотали воздух.

— Ну, теперь живём! — говорили они между собой. — Есть чем дышать, можно жить.

А свежий воздух прижимался к поверхности воды, растворялся в воде и проникал в озеро всё глубже и глубже.

Со дна поднялся старый толстый карась. Надышался вволю и сказал:

— Ух, хорошо! А ведь я чуть было не задохся. За зиму мы весь воздух из воды вытянули. Все стонут: «Воздуха, воздуха!» Ну, да ладно! Кончилось мученье.

Тут карась высунул морду из воды, глотнул воздух и сказал:

— Хорошо! Но кто же это пробил лёд? Кто узнал, — что мы погибаем? Кто догадался нас спасти?

— Наверно, вороны, — ответили рыбёшки, — их тут ужас сколько было.

Песенка за окном

Весной в лесах и полях поют мастера птичьих песен: соловьи, дрозды, жаворонки. И как поют! Соловей закроет глаза, крылышками полураспущенными трепещет, и горлышко его дрожит от трелей. А жаворонок — это звенящий весенний ручеёк, песенка на крыльях!

Все слушают их затаив дыхание.

Я знаю много птичьих песен. Услышу и — будь то в лесу или в поле — сразу угадаю, какая птица поёт. Но один раз не угадал. Да ещё и где? В городе, где и птиц-то почти нет.

Проснулся я рано-рано. Вставать не хочется: всю ночь лил дождь, к утру подморозило — холодно. Вдруг слышу: за окном птичка какая-то завозилась в кустах. Потом голосок подала. Тихий голосок, но такой приятный, будто две хрусталинки ударились друг о друга. А потом просто по-воробьиному: «Чив! чив!»

Диво!

Хрусталинкой — воробьём, воробьём — хрусталинкой!

Да всё горячей, всё быстрей, всё звонче!

Перебрал я в памяти все знакомые птичьи песни — нет, не слыхал такой никогда.

А птичка-невидимка не унимается: хрусталинкой — воробьём, воробьём — хрусталинкой!

Тут уж и из-под тёплого одеяла вылезешь! Отдёрнул я занавеску и вижу: сидит на кусту обыкновенный воробей! И даже не один, а два.

Один — самочка — спокойно сидит и пёрышки чистит. А второму — самчику — не сидится. Он чирикает во всё горло и, как заводной, скачет вокруг с ветки на ветку, как со ступеньки на ступеньку. Тоненькие веточки бьются одна о другую и звенят хрусталинками. Потому звенят, что дождевая вода замёрзла на них тоненькими сосульками.

«Чив!» — воробей, «дзень!» — сосулька.

И так это выходит хорошо и здóрово, ей-ей, не хуже, чем у знаменитых певцов — соловьёв и жаворонков.

Ворон и Ворона

Промышляла ворона на задворках. Клевала не клевала, а новостей понаслышалась. Про то, про сё и даже про погоду. Предсказание погоды передавалось по радио: будет днём оттепель, а ночью — мороз. Обрадовалась ворона: «Вот лесных жителей удивлю! Одичали они совсем в лесу-то; небось, и ухом не ведут и в ус не дуют. По всему лесу вести о погоде разнесу. Предсказание не мышь, из клюва выпустить не жалко».

Прилетела ворона к лосям.

— Эй вы, горбоносые! Как живёте-поживаете?

— Ничего себе живём, смирно. Кору гложем, веточки обкусываем. Да ты не очень-то каркай, неровен час волки услышат!

— Да как же мне не каркать? Слышали последнюю новость: днём оттепель, ночью мороз — наст — снежная корка будет!

— Ну и ну-у! Вот беда! Нам по насту вот как плохо ходить: и шуму много, и ноги в кровь порежем. Как бы волки ещё про нас не пронюхали, — загонят. Их-то наст хорошо держит. Ох, нос и уши, — становитесь на караул!

А ворона со всех крыльев дальше. К тетеревам прилетела. Расселись тетерева на берёзах, почки склёвывают, помалкивают.

— Эй, краснобровые! Ночью снег настом покроется. По радио передавали.

— Ко-ко-ко! А ты не врёш-шь?

— Сама, небось, слышала!

— Плохо наш-ше дело! Нельзя нам сегодня под снегом ночевать, а то утром голову о наст разобьёшь! Или вовсе из-под снега не вылезешь! Спасибо, ворона, за предупреждение.

Полетела ворона в поле. Рассказала про наст серой куропатке. Та так и запричитала:

— Чрк! Чрк, чрк! Да как же я теперь до земли, до зелёной докопаюсь? Да я же ножки о наст порежу! Да что же я клевать-то буду? Пропала моя серая головушка! Полечу в деревню, может, на задворках чем разживусь.

— Карр! Кр-расота! — радуется ворона. — По всему лесу обо мне толк пойдёт — ворона, мол, самая толковая птица!