Вести из леса

Кто в скворечнике живёт? Скворцы? Я тоже раньше думал, что в скворечниках только скворцы живут. А недавно вижу, вылетают из скворечника какие-то крохотные птички. До того крохотные — меньше колибри. Я, конечно, полез смотреть. Смотрю, леток в скворечнике чем-то залеплен, оставлена только дырочка маленькая. И из дырочки этой вылетают… пчёлы! Пчёлы поселились в скворечнике и сделали из скворечника улей.

* * *

Есть в Ленинграде на окраине большой забор — на нём афиши расклеивают. Когда ни пойди, всегда у афиш воробьи толпятся. «Ишь, — думаю, — грамотеи какие — театрами интересуются!» Присмотрелся, — нет, не театры воробьям нужны. И даже не афиши. А нужен им клейстер, которым афиши к забору приклеены! Ветер отрывает старые афиши, воробьи клюют клей засохший. И, видать, сыты: знай чирикают!

Утонувшие камни

Лежали себе на лугу камни. Может, сто лет лежали И вдруг стали… тонуть!

С каждым днём всё глубже и глубже уходили камни в землю, пока остались над землёй одни лысые макушки.

Что камни тонут в воде, — все знают. А кто знает, почему иногда камни «тонут» и в земле?

Что за зверь?

Северный охотник рассказал. Выслеживал он зверя. По следу видит: нашёл зверь на берегу выброшенную волной рыбу съел. В тундре зверька лемминга ногой придавил — съел. В утином гнезде насиженные яйца слопал, а в гнезде чайки — птенцов. Вот хищник!

Только не подумайте, что это был белый медведь или песец. У тех следы пятипалые, с когтями. А у этого зверя следы как у коровы — раздвоенные копыта.

Июнь

Июнь — первый месяц лета. Месяц цветов, светлых ночей и тёплой воды.

Даже в городе видны приметы лета: букет сирени на столе, свист стрижей, по-летнему горячее солнце.

Над полями неумолчно гудят пчёлы, басовито жундят шмели. Вечером прохладно в лугах и на нивах. Над ними, как дымок, поднимается туман. По народной шутке, — это зайцы жарят блины. Ровный крик коростеля подчёркивает совершенную тишину белой ночи, такой светлой, что в полночь можно собирать в лесу цветы. Изредка нахмурится небо и брызнет дождём. Летний дождь! Какой он стремительный, весёлый и обильный!

Льётся дождь на лес, на поле, на озеро. А птенцы у глухарки ещё в тощем пере, — может забить их, застудить грозовой ливень. Укрылась мать у елового выворота, и к ней сбежались цыплята, — забрались под крылья и голов не высовывают.

А вот утята хоть бы что!

Свись! Свись! Свись! Сверху вода, снизу вода — всё равно купаться!

У берегов озера гуляет рыбья молодь. Если осторожно подойти к воде, увидишь, словно тысячи тёмных двойных палочек лежат на песке мелководья. Рыбка и тень, рыбка и тень. Потревожишь шагами — серебром брызнет стайка мальков, уходя в глубину.

Июнь — самая беспокойная пора для лесных мамаш. Покидает гнёзда, выбирается из нор молодёжь. Разлетается, разбегается. Как уследишь? А до беды недалеко. Дворовый пёс нашёл в траве желторотого дроздёнка. Обнюхивает, раздумывает, — хапнуть или не стоит? А птенец услышал шум и рот открыл, есть у чудовища просит. Совсем ещё глупый!

Рысёнок в осоке у ручья наткнулся на лягушку. Шерсть вздыбил, зубы оскалил, шипит… и пятится назад, — тоже не очень опытный герой!

Даже ласточки — уж на что безобидная птица! — нападают на ворону, что присела на конёк крыши. Щебечут тревожно, проскальзывают так близко, что ворона приседает и разевает клюв. Под коньком у ласточек гнездо, и кто его знает, что задумала непрошеная гостья.

Лето пришло…

Стоят травы ещё некошеные, нетоптанные. Стоят травы укосные, на полуденном ветру мягко шелестят. В луговой траве, того и жди, проглянет алая ягодка земляники, в лесной траве вот-вот покажется красная шапочка гриба-колосовика.

«Красное лето никому не надокучило», — говорят в народе.

Свейки!

В Латвии народ любит птиц. Рассказал я одному знакомому латышу про удивительную сороку Галю — воспитанницу харьковской юннатки Милы Пипчéнко. Сорока эта на чисто русском языке посылала ребят спать, чуточку только пришепётывала:

— Шпать! Все, все шпать!

Латыш сказал, что для него это не удивительно, потому что у них в Латвии даже неприручённые птицы, бывает, говорят на латышском языке. И рассказал мне такой случай.

Нынче весной он развесил в своём саду много новых птичьих домиков, — и все дуплянки, скворечники, синичники сейчас же были заняты разными дуплогнёздиками. Потом ему пришлось надолго уехать в Ригу, — и попал он к себе в деревню только в начале лета. Подходит к своему саду и вдруг слышит, — кто-то радостно его приветствует весёлым свистящим голосом:

— Свейки, свейки, свейки! Лабрит!

«Свейки!» — по-латышски — «Привет!», а «Лабрит!» — «Доброе утро!»

Хозяин остановился, но ни в саду своём, ни на крыльце дома никого не увидел. Решил, что ему это просто послышалось, и вошёл в сад. И тут опять — теперь прямо у него над головой раздалось весёлое: «Лабрит! Свейки, свейки, свейки!»

Латыш взглянул вверх и увидел скворца! Чёрный, весь в ярких блёстках скворчик сидел рядом со своей скворечней, смешно трепетал крылышками и высвистывал: «Свейки, свейки, свейки!» — как бы приветствуя хозяина.