Вести из леса

Но в середине зимы мышонку вдруг повезло: в подполье прокопалась крыса. Мышонок сейчас же заметил в земляной стене дыру.

Пробрался к ней и помчался по крысиному ходу. Сначала — под землёй, потом — под снегом.

И вот он в неведомом царстве — в огромном сарае, где сладко пахнет сеном. Слышит, в углу, за жердями, что-то похрустывает. «Мыши», — догадался мышонок и побежал знакомиться.

Подбежал, да так и ахнул: мыши-то мыши, да не наши, — видно, заграничные. Что за шубы на них надеты! Не серые, а разноцветные: спина ярко-рыжая, перёд белый. А у самой толстой тётки ещё посередине спины чёрная полоса. Вот что значит заграница!

— Как тебя, тётенька, зовут? — спросил мышонок.

— Тише! Тише! Нас могут услышать. Говори шёпотом. Как я. Меня зовут полевая мышь.

— А как ты приехала сюда из заграницы?

— В соломе, на грузовике. Больше ничего не спрашивай: нас могут услышать.

«Ну и трусиха», — подумал мышонок.

Зато вторая мышь, самая большая и самая длиннохвостая, оказалась смелее.

— А я сама сюда прибежала зимовать, — сказала она. — Я лесная мышь. Но сейчас в лесу голодно. А летом благодать: ягоды, семена, жуки, червяки. Хватай да ешь. Повезёт, и птицу на обед поймаешь!

— Ну и тётка! Живых птиц хватает! — ужаснулся мышонок.

И на всякий случай он отбежал в сторонку. Там сидела самая маленькая мышь. У неё были смешные коротенькие ушки и очень тоненький хвостик.

— Ты умеешь лазать? — спросила она мышонка.

— Умею. Я раз залез по занавеске до самого потолка.

— А я лазаю по травинкам и по кустам. Меня зовут мышь-малютка. Смотри, как я полезу.

Тут она стала взбираться по тонкой жердинке. Лапками цепляется, хвостиком вокруг жердинки обвивается и всё вверх да вверх!

— Ловко! — крикнул мышонок.

А мышь-малютка уже на самой верхушке жерди.

— У, ю, ю! Вот где я!

3

Мышь-малютка гордо оглянулась по сторонам. Но вдруг вздрогнула и замерла от ужаса.

Мышонок почувствовал, что она видит что-то такое страшное, чего и вообразить невозможно. И он задрожал всем телом.

— Ласка! — пискнула мышь-малютка.

Полевую и лесную мышь как ветром сдуло. А мышонок растерялся, заметался из стороны в сторону и не успел скрыться от врага.

Белый, тонкий зверь с острой мордой и злющими глазами бежал прямо на него.

Мышонок помчался во весь дух: мимо жердей, по разбросанному сену, через доски… Ласка не отставала. Мышонок пробежал между кирпичами. Ласка проскользнула за ним. Мышонок юркнул в знакомый крысиный ход. Ласка — тоже.

Вот мышонок бежит уже под снегом, но ласка всё ближе и ближе. Нет, не уйти от неё мышонку: он уже выбился из сил.

Вдруг сзади что-то рухнуло. Мышонка обдало снежной пылью. Но он и не оглянулся. Он продолжал бежать и не заметил, что погоня прекратилась.

Конечно, мышонок так никогда и не узнал, чтó случилось. Прямо над крысиным ходом по двору проехал грузовик. Тяжёлое колесо примяло снег и завалило снежный туннель.

В родном подполье мышонок сейчас же подбежал к старой мудрой мыши и крикнул:

— Пра-пра-пра-пра-бабушка! Я их видел! Я видел заграничных мышей и заграничного кота — Ласку!

Страшные происшествия под Новый год

Собрались под Новый год у праздничной лесной ёлки звери и птицы. Кабаны пришли, лоси, волки, лисицы, зайцы. Филин прилетел.

В другое время передрались бы все, перегрызлись, а сейчас ничего, смирно сидят. Только страшные рассказы рассказывают.

Переполох

— Хорб! Харб! Хряк! Хрю-хрю-хрюк!

Я свирепый кабан-секач. Так люди прозвали нас, молодых диких кабанов, за то, что изо рта у нас торчат два страшных бивня. Мы народ отчаянный. Даже людей не боимся, если нас — стадо, а человек один и без этого… как его?.. без хрю-хрю-хрюжья.

Только вот этой осенью случилось… Просто щетина дыбом, как вспомнишь! Свинство прямо, как напугали нас.

Шли мы стадечком — я и три молодые чушки — по лесу. Глядь, забор стоит. За забором — дача, окна досками заколочены. Кругом дачи — сад; яблони, дубы огромные. У нас слюнки потекли: жёлуди там на земле валяются, может, и яблоки. А люди в заколоченных дачах никогда не живут. Это мы хорошо знаем.

Пошли кругом забора, дырку в нём нашли.

Яблок на земле не оказалось, зато жёлудей — тыщи! И корешки какие-то сладкие — хрюк! — пресладкие! Мы всю землю в саду вспахали носами, как свиньи. Налопались — не продохнуть. И тут же под дубом легли маленько соснуть. Тишина такая — ни листик не колыхнётся.

Вот спим, пищу перевариваем. Такого храп-храп-храпака задаём, — сороки от нас шарахаются.

Вдруг — голос! Человеческий голос:

— Говорит Москва!

У меня сна как не бывало. Вскочил я. А он:

— Говорит Москва!

Вскочили на ноги и чушки.

— Хрю? Хрю? Хрюк? — спрашивают.

А он:

— Начинаем производственную гимнастику, — на весь-то лес!

Стоим — смотрим по всем сторонам: где враг? Откуда? В какую сторону бежать?

Ни справа, ни слева, ни спереди, ни сзади — никого! Но ведь мы же знаем: так ведь не бывает, чтобы голос был, а человека не было! Не иначе, как он это на нас кричит: «Зачем мои жёлуди слопали! Вот я вас сейчас!..»

До того страшно, — мураши по коже на шкуре, щетина дыбом!