Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия

О людях таких способностей, как Уильям Моррис, трудно бывает сказать, с какого момента началась их сознательная жизнь. В старике Моррисе всегда сохранялось чтото от юноши и ребенка, влюбленного в искусство Средних веков и склонного идеализировать весь уклад жизни того времени, а в маленьком Моррисе уже жил дух рыцарского служения высоким идеалам человечности, который определил впоследствии весь его путь. Моррис на склоне лет даже утверждал, что он вообще не проходил внутренней эволюции. Это, разумеется, не так. Юного Морриса, мечтавшего о тех временах, когда рыцари приходили на выручку жертвам злодеев, не спутаешь с Моррисомсоциалистом, боровшимся за справедливый общественный строй. Но Моррис во всяком случае был прав, когда говорил, что, сколько себя помнит, всегда искал путь к установлению справедливости. Активные поиски этого пути начались для Морриса с поступления в университет. Ему в это время было девятнадцать лет. (Моррис родился в 1834 году и умер в 1896 году.)

Буржуазная Англия только что покончила с чартизмом, и ей предстояло еще два десятилетия сытого самодовольства. Этот ханжеский, пуританский, чопорнобездушный период торжества буржуазности с ужасом вспоминали все люди искусства, которым пришлось дохнуть спертого воздуха "викторианства" периода царствования королевы Виктории. Верхушка рабочего класса, так называемая "рабочая аристократия", быстро обуржуазивалась. Основная же масса рабочих, не входившая в замкнутые корпоративные тредюнионы, была забита, темна, разобщена и не чувствовала себя способной к борьбе. Буржуа кругом одни буржуа со своим славословием прибыли, со своей верой в непогрешимость буржуазного морального кодекса и богоданность буржуазных порядков, со своими вкусами в литературе, искусстве, архитектуре...

Против подобных проявлений буржуазности считал себя призванным бороться молодой Уильям Моррис. Он задыхался в этом царстве безвкусицы. Ему претили вечные разговоры о "пользе" и выгоде. На первых порах студентабогослова Уильяма Морриса привлекло так называемое "оксфордское движение", инициатором которого еще в тридцатые годы был богослов Джон Генри Ньюмен. Пышная обрядность и "духовность" католичества казались сторонникам этого течения способом освободиться от принципа эгоистического интереса, господствующего в буржуазном обществе. Одно время Моррис даже собирался пожертвовать все свои деньги на основание монастыря. Однако увлечение англокатоличеством было для Морриса недолгим. Не то что он понял реакционный смысл учения Ньюмена просто на смену этому увлечению пришло новое. Как ни увлекало Морриса то или иное вероучение, он все же, чем дальше, тем больше, чувствовал себе человеком искусства. Его университетский друг БернДжонс уже решил стать художником. Моррис открыл в себе поэтический талант и увлекся историей архитектуры. Они с БернДжонсом мечтали теперь основать некое братство на средневековый манер и начать "крестовый поход" против общества. Этот "крестовый поход" мыслился юношами как борьба за чистоту религии и искусства. Одновременно Моррис увлекся социализмом не научным социализмом, а наиболее ему импонировавшим "феодальным социализмом" Карлейля очень популярного в те годы историка и публициста, умно и зло критиковавшего всю систему понятий английского буржуа, разоблачавшего буржуазную эксплуатацию, но вместе с тем призывавшего вернуться к средневековой организации общества. Однако и увлечение социальной стороной учения Карлейля миновало. Слишком неподходящее, слишком спокойное было время для того, чтобы унаследованные от бурных тридцатых сороковых годов идеи угнездились глубоко в сознании юноши. Панацеей от всех бед ему сейчас казалось искусство, способное обратить мысли человека к добуржуазному прошлому к средневековью.

Медиевизм возвращение к средневековью имел в Англии XIX века немало сторонников. Ему отдал дань и молодой Дизраэли впоследствии премьерминистр той самой буржуазной Англии, которую он проклинал в своих ранних речах и романах. Его положил в основу своих теорий и крупнейший искусствовед той поры Джон Рескин, который помог формированию демократических идеалов Морриса, опередившего потом своего учителя. Надежды аристократов вернуть себе утерянное после промышленного переворота положение и антибуржуазность демократической интеллигенции нередко вливались в те годы в единое русло медиевизма. Антибуржуазность молодого Морриса тоже влекла его к медиевизму.