Вести с моря и суши

В два ряда деревья сдвинув,
мокнет улица Переды.
Небо блещет, как сардина.

Ла-Палис[7]

Вещает белая волна
о том, что пленена на Ре[8]
островитянами луна.

На горизонте дым возник:
сирены труб о том поют,
что мир един и многолик.

Нью-Йорк ночью

Уперлись прямо в месяц
колонны небоскребов
подобьем узких лестниц.

А в тиглях окон вечер
переплавляет в пламя
надежду человечью.

Одиночество городов

Не зная своего номера.
Окруженный стенами и границами.
Под каторжной луной,
с привязанной к щиколотке вечной тенью.

Живые границы встают
на расстоянии одного шага от моих шагов.

Нет севера, нет запада, нет юга и востока,
есть только размноженное одиночество,
одиночество, разделенное на число людей.
Бег времени по часовой арене,
трамваев сияющая пуповина,
церкви с атлетическими плечами,
стены, читающие по складам два-три цветных слова, —
все это сделано из одинокого вещества.

Образ одиночества:
каменщик, поющий на лесах,
неподвижная небесная лужа.
Образы одиночества:
пассажир, погрузившийся в газету,
лакей, прячущий портрет на груди.

У города внешний вид минерала.
Городская геометрия не так красива,
как та, которую мы учили в школе.
Треугольник, яйцо, кубическая сахарная голова
просветили нас на празднике форм.
Только потом появилась окружность:
первая женщина и первая луна.

Где было ты, одиночество,
что я не знал тебя до двадцатилетнего возраста?
В поездах, в зеркалах и на фотографиях
ты всегда рядом со мною.

Крестьяне не так одиноки,
потому что составляют одно с землею.
Деревья — их дети,
смену времен года они чувствуют собственным телом,
и примером им служат жития святых маленьких животных.

Это одиночество питается книгами,
прогулками, роялями и осколками толпы,
городами и небесами, завоеванными машинами,
листами пены,
разворачивающимися до границ моря.
Все изобретено.
Но нет ничего, что могло бы освободить нас от одиночества.

Карты хранят тайну чердаков.
Слезы сделаны для того, чтобы их выкурить в трубке.
Старались похоронить одиночество в гитаре.
Известно, что оно проходит по неоплаченным квартирам,
что оно торгует платьем самоубийц
и что оно опутывает посланья, бегущие по телеграфной проволоке.

В третьем классе

В вагоне третьего класса
солдат вскрывает штыком
консервную банку времени.
Токарь снимает двухцветную стружку с яблока.
А где-то на вороненой крыше паровоза
затаилась безбилетница-луна.

Берлинские пивные.
Пиво цвета светящихся глаз.
Зеленый базар на площади Лютера.
Статистикой учтена каждая хлебная крошка, съеденная воробьем.