Вестминстерское аббатство

Но аббатство больше не являлось архитектурной вершиной этой части Лондона — новый Парламентский дворец был длиннее, его башни гораздо выше, а внутреннее убранство богаче. В 1782 году, когда Карл Филипп Мориц въехал в Лондон через Вестминстерский мост, он обратил внимание на две основные «точки» на горизонте — «круглый, современный, сказочный собор Святого Павла справа»; и по контрасту слева — «длинная средневековая громада аббатства с непомерно большой остроконечной крышей». Готорн, описывая свой первый визит в аббатство, не выразил особого восторга, поскольку был утомлен «праздным видом нового здания парламента». Позднее Готорн писал, что древнее здание выиграло соревнование у современного: «Удивительно, как старое, потрепанное непогодой и потемневшее от копоти аббатство посрамило здание совершенно новое». Время еще раз нарушило равновесие. Есть дворец, все еще новый, но с патиной веков, и есть аббатство, вычищенное и отреставрированное, сверкающее и элегантное. Новое здание парламента еще больше отделило аббатство от реки. Художники веками рисовали вид собора со стороны Темзы, но сейчас эта панорама утрачена. Церковь составляет контраст кирпичным домам на севере и все еще возвышается над ними. После своего расширения она стала завершением цепи огромных исторических зданий из портлендского камня: Казначейство, Мидлсекская ратуша, церковь методистов. Вестминстерское аббатство больше не возвышается над мирской жизнью, простирающейся у его подножия, сейчас оно гармонирует с Парламентской площадью на юге и с Казначейством на севере: церковь с одной стороны, государство — с другой.

В ряде описаний аббатства говорится о его впечатляющей высоте, современные же посетители разочарованы — оно не кажется им чересчур высоким. Обычно внутри здания выглядят в соответствии с их реальными размерами; снаружи наше впечатление о величине того или иного здания зависит от его окружения (самым ярким примером является собор Святого Патрика в Нью-Йорке — огромное здание, которое не может не выглядеть скромно на фоне окружающих его небоскребов).

Четыре башни Вестминстера в неоготическом стиле:

^{башни аббатства, архитектор Николас Хоксмур (1735–1745); башня Святой Маргариты (1735–1747), архитектор Джон Джеймс, и часовая башня здания парламента XIX века — Биг Бен (архитекторы Барри и Пьюджин)}

Парламентская площадь — не самая красивая часть города, и не надо даже спрашивать почему. Трафальгарская площадь, также образованная в результате сноса имевшихся на ней зданий и окруженная строениями очень разными с точки зрения архитектурной ценности (за исключением церкви Святого Мартина-в-полях), является истинной точкой пересечения города; форма площади легка и динамична, сейчас ее северный участок переделывается в пешеходную зону, чтобы улучшить вид на Национальную галерею. Если бы эту площадь можно было полностью очистить от уличного движения, она стала бы одной из самых великих площадей Европы. Парламентская площадь, окруженная несколькими зданиям прекрасной архитектуры и несколькими — хорошей, выглядит в большей степени участком земли между этими строениями. Это объясняется, вероятно, тем, что границы Парламентской площади определены нечетко: Уайтхолл, например, в XVIII веке тянулся к югу как Парламент-стрит, которая была слишком широкой в месте перехода улицы в площадь. К юго-западу от аббатства Лондон «распадается на части». В викторианскую эпоху Виктория-стрит проходила через трущобы Вестминстера, которым был дан великий шанс (а они им не воспользовались). Улицы пересекали темно-серые мрачные кварталы, большая часть из которых была снесена в 1960-е годы и заменена такими же тоскливыми зданиями — еще один упущенный шанс. Аббатство, как и в Средние века, остается на границе центра и окраины. Некоторые города превосходят Лондон в архитектурном и историческом плане, но нигде больше с такой вызывающей настойчивостью правительственные и офисные здания не сосредоточены в «национальном» историческом центре. К северу от аббатства, на улице Уайтхолл, мы сталкиваемся с «бюрократическим» царством, на юго-западе создается впечатление, будто мы заблудились в трущобах Бухареста.