Vestnik

Двойник отыграл своё. На завершение «Последнего рождения» могли уйти годы, но с момента видения Тэа начала чувствовать Элинор. «Скоро. Осталось несколько недель. Ее подгоняет старое Течение, ей могут дать любую фору...»

«Так же, как и нам», – после заминки добавляет она.

Последнее воплощение вынашивалось в прослойке между плотной частью Потока и его разряженной «амальгамой» – это была смутная, беспокойная зона, где неосознанно сообщались умы всех обитателей Потока. Кокон, в котором заново созревал «бескрылый», невозможно было уничтожить – по крайней мере, человеческими силами. Новое Течение дало Тэа видение-подсказку, протянуло между ней и Элинор едва ощутимую нить. Но Тэа чувствовала, что продлится это недолго. «Когда Уэйнфорд родится в последний раз, мы сможем рассчитывать только на собственные мозги и мускулы».

«Бескрылый» вылуплялся неподалеку от того места, где был начат ритуал. Но это «неподалеку» составляло четыреста километров в диаметре. Не имело смысла прочесывать окрестности, не зная толком, где была Элинор в свой последний момент; гораздо эффективнее направиться туда, где она всенепременно окажется...

Послышался клекот пропеллера, Тэа резко проснулась; Алекс крепко держал ее за плечи. Вертолет развернулся над ними и приземлился на поляну, потрясая окрестные колокольчики. Райн помахал подвезшему их магу и помог Тэа забраться в кабину. Он едва успел залезть сам, как машина стремительно поднялась в воздух.

...Ни один из них не вспомнил оглянуться на сверкнувшие внизу фары. Они смотрели друг на друга – но думали о своем. Вертолет тем временем перепрыгнул через залитый туманом лес и в считанные минуты долетел до песчаной косы. Тэа спрыгнула на отливающий радугой магический аэродром. Поджидавший возле самолета пилот замахал ей рукой.

Через три часа они будут в Москве.

Глава девятнадцатая

Его рука крепко сжимала ее ладонь, и благодаря этому Тэа могла дышать размеренно и спокойно. Она думала, что если сон смоет ее с самолета в океан, эта рука вытащит обратно – сам Алекс был слишком далеко.

Вот он снова что-то спрашивает. Она слышит голос, но не разбирает слов. На нее накатывает привычная сонливость. Это больше похоже на лихорадку – на медленную лихорадку, вместо жара отдающуюся в костях едва теплым свинцом. Тэа пытается пошевелить пальцами в Алексовой ладони, но они не слушаются. Бесплотная нить, тянущаяся от нее в пустоту, начинает плавно дрожать. Сны с каждым разом становятся всё гуще...

...По окну барабанит дождь. В комнате темно. Тэа лежит на кушетке, завернувшись в одеяло, и следит за сумбурными каплями. В них отражаются искорки от окон напротив. Тим тоже не спит. Кроме дождя и кленов ничего не слышно. Город далеко, Фэй носится по округе, несмотря на ливень – ночь есть ночь. Она представила его белую морду с намокшими ушами и ей захотелось вслед за ним.

В детстве она мечтала быть Серым Волком, который спасает заблудившихся девочек. И съедает охотников.

Свет в окнах брата погас и почти тотчас загорелся в кабинете отца. Затем кто-то опустил жалюзи – похоже, они опять будут работать до утра. За завтраком ее встретят три постных физиономии: отец будет молча пить кофе с имбирем, Тим – клевать носом, а Фэй – сушиться, положив голову на ее левую ступню. Потом все разъедутся по делам, бросят ее и Фэя – они останутся бродить по лесу и болоту, за которым медленно зарастают развалины старого дома. Их старого дома, всё еще покрытого копотью с южной стороны.

«Когда-нибудь посажу там цветы. Ей бы понравилось».

Дождь утих. Тэа пытается вспомнить, когда была эта ночь. Когда она так медленно засыпала, завернувшись в мамино одеяло... Нет, не выходит.

«Я сплю. Лечу в самолете и сплю. Всё прошло».

В комнате раздается глубокий вздох. Такой серьезный и тоскливый, что Тэа немедленно садится на кровати. В двух шагах от нее стоит маленький Фэй – еще совсем щенок – и непонятно, как такой вздох поместился в этом толстолапом шаре. Рядом лежит письмо. Она узнает его: плотный конверт, написанные от руки буквы. Но Фэй хватает послание и неуклюже убегает через окно.

...У окна нет рамы, вокруг жухлые листья и каменное крошево. Остов кровати изъеден древоточцем, на оголенных плитах следы копоти. Кто-то стоит у соседнего окна.

– Алесь?

Силуэт оборачивается. Она различает за темнотой улыбку.

– Аль!

Кидается к ней. Чувствует тепло худеньких плеч и смех, который, как всегда, дрожит в глубине тела. Почти детские руки крепко обнимают в ответ.

– Аль...

Луна светит на них сквозь решетку перепутанных ветвей.

– Опять ревешь? Плакса ты, Тэйка.

– Я так давно тебя не видела.

– Глупости. Какой осел разрешил тебе шататься ночью?

– А? Нет... Я сама.

– Не бойся. Я побуду немного. Даже если твой ослобрат опять заявит, что я тебя порчу.

– Аль... Знаешь, я бы так хотела... вернуться.

Алеся отстраняется, заглядывает ей в лицо. – Я тоже.

Они смотрят друг другу в глаза.

– Ты обязательно вернешься, Аль. Обязательно, – голос Тэа дрожит. Алеся кивает. – Жалко только, что я не смогу вернуть всего.

– Ты вернешь. Так или иначе.

– Но я не хочу иначе...