Читаем Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях полностью

Даниил и к себе, герою шутливых сочинений, относится с улыбчивой иронией. Вот какую характеристику он дает самому себе: "Даня Андреев слыл смешным и хитрым мальчиком. Его прозвали "Рейнике-лис". Он любил пошалить, но драки не любил и всегда избегал. Когда в играх начинали жулить, он переставал играть, и тогда все больше не жулили". Давая характеристики одноклассникам, из любви к справедливости не обходит и себя. В сентябре 1917–го его отдали в прогимназию для детей обоего пола Е. А. Репман, основанную в 1907 году и "одну из самых передовых и демократических в Москве, практиковавшую еще до революции совместное обучение", — как он позже писал в "Автобиографии". В том же году гимназия стала 23–й школой второй ступени Хамовнического отдела народного образования, чуть позже получив № 90, а затем 26. Находилась она рядом с домом, где жил и умер Гоголь, в Мерзляковском переулке, во дворе нынешнего дома полярников (Никитский бульвар, 9). Руководили гимназией ее основательницы Евгения Альбертовна Репман и Вера Федоровна Федорова.

Еще в 1816 году Христиан Карлович Репман, нидерландский подданный, приехал в Петербург, дав начало жизнестойкой русской ветви рода, сумевшей пережить и век двадцатый. Отец хозяйки и создательницы прогимназии был не только действительным статским советником, доктором медицины, но и директором отдела прикладной физики в московском Политехническом музее[44].

Революционные потрясения, когда менялся сам ход времени, отзывались на всем и вся. Ровесник Даниила вспоминал, что в 1917 году, когда он поступил в гимназию, в ней "каждый день, во время большой перемены, дети московской интеллигенции устраивали побоища (не слишком грозные и кровавые) между "юнкерами" и "большевиками""[45].

Академик Колмогоров, окончивший школу Репман, которую называл "необыкновенной гимназией", раньше, чем Даниил, свидетельствовал: "В 1918–1919 годах жизнь в Москве была нелегкой. В школах серьезно занимались только самые настойчивые"[46]. В классах появлялись новые ученики, неожиданно исчезали прежние. Менялись и учителя. Но традиции несмотря ни на что еще хранились. А среди учителей были замечательные.

Надежде Александровне Строгановой в 17–м было уже за сорок. Жена ученого, она была блестяще образована, окончила, кроме гимназии и Высших женских курсов, еще и Сорбонну. Преподавая французский язык, знакомила учеников с французскими классиками и современными писателями, вела с ними философские беседы. Вот какой портрет ее оставила познакомившаяся с ней в начале 30–х современница: "…Острый ум, холерический темперамент. Внешность… смуглое сухое лицо, жгучие черные глаза протыкают тебя насквозь… забраны на темя волосы, но заколоты небрежно, темно — серые пряди выбиваются из допотопной прически… черный балахон без пояса, от горла до земли, с узенькими рукавами до пальцев облегает ее тощее подвижное тело"[47]. Темпераментное учительство, иногда превращавшееся в деспотизм, стало ее второй натурой. Вот диалог Надежды Александровны, из тех же 30–х, с попавшейся под руку возможной ученицей:

"— А вы ходите в церковь?

— Иногда, на похороны. И к заутрени, ради настроения — посмотреть на крестный ход, на свечи, лица… по традиции, конечно.

— Какой ужас! Где ваша душа? — Она припугнула меня адом. И еще:

— Вы читали "Столп и утверждение Истины" Флоренского?

— Нет. Нет еще…

— Стыдно. Вы — крещеный русский человек, занимаетесь философией, как язычница! Пора заложить фундамент Православной Веры"[48].

Строгановы тоже жили в приарбатском переулке — в Кривоникольском. В коммуналке в комнате Надежды Александровны "стоял многоярусный киот, мигали две лампады, иконы были занавешены платками от нежелательных советских глаз"[49]. Пламенность натуры с годами сосредоточилась в ее православной истовости, учительские интонации стали проповедническими. На таких, как она, и стояла "катакомбная церковь". Когда Даниил Андреев писал в "Железной мистерии" о криптах, о молящихся в них, наверное, видел перед собой и непреклонную Надежду Александровну.

Литературу преподавала Екатерина Адриановна Реформатская, пришедшая в гимназию в декабре 19–го года. Историю — Иван Александрович Витвер, артистичный, увлеченный театром и музыкой. Географию, которую так любил Даниил, — вдохновенная Нина Васильевна

Сапожникова, а естествознание, уже в старших, 8–х и 9–х классах (тогда классы назывались группами) — Антонина Васильевна Щукина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии