Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

Судя по всему, в не дошедших до нас стихах, так или иначе, говорилось об уходе истинной православной веры в катакомбы. В его "Железной мистерии" катакомбы изображены в шестом акте — "Крипта". К "катакомбной" церкви, как назывались "тихоновцы", принадлежали и некоторые из его друзей.

"Моя жизнь ровная — как ниточка на катушке — день за днем, внешних событий нет. Но последнее время это уже не гнетет и не томит, как бывало раньше, и, думаю, в этом виновата не привычка, а что-то другое. Вижу, что полосы "кабинетной" жизни бывают время от времени нужны чрезвычайно.

Осенью довольно основательно засел за Древний Восток — это мне очень нужно — но скоро выбили меня из колеи хлопоты относительно папиного сборника (Диме я рассказал уже), — и только теперь я мало — помалу вхожу снова в этот изумительный мир — Халдеи. Страшно интересно, не могу Вам выразить как!"[125] — делился Даниил с женой брата. Позже он поведал об этих кабинетных бдениях:

… И вот упало вновь на милую тетрадь
От лампы голубой бесстрастное сиянье…
Ты, ночь бессонная! На что мне променять
Твоё томленье и очарованье?

Один опять. В шкафах — нагроможденье книг,

Спокойных, как мудрец, как узурпатор, гордых:
Короны древних царств роняли луч на них,
И дышит ритм морей в их сумрачных аккордах.
Но из широких чаш ещё струится вверх
Поблёкший аромат былых тысячелетий,
Как старое вино перебродивших вер,
Когда-то полных сил и радостных, как зори.
Мемфис, Микены, Ур, Альгамбра, Вавилон —
Гармония времён в их бронзе мне звучала,
Томленье терпкое мой дух влекло, вело,
По стёртым плитам их — к небесному причалу.

Сегодняшнюю ночь иной стране отдам —

Востоку дерзкому, возлюбленной отчизне…

В сказания Древнего Востока, небезынтересного для него и раньше, он углубился не без влияния Коваленского. Причудливая древность увлекала не менее, чем современность, переплетаясь с ней, вхо дя в нее. К новинкам литературы он не был равнодушен, но следить за всеми появляющимися книгами не успевал, да и не хотел утонуть в сегодняшнем, текущем.

Какие же книги открывали ему фантастический мир Халдеи? Конечно, двухтомная "История Древнего Востока" Тураева, крупнейшего русского востоковеда, имевшаяся в его библиотеке. Вероятно, популярная "История Халдеи" Рагозиной, использовавшей труды западных востоковедов. И, в особенности, труды по истории религий. Может быть, еще с отрочества были в его библиотеке два тома из устаревшей, но поэтичной "Истории религий и тайных религиозных обществ древнего и нового мира" профессора Шантепи де ла Соссей, посвященные индуизму, буддизму и религиям Китая. Таинственный религиозный мир Востока — сокровенное знание жрецов Вавилона и Египта, буддизм, мистическая Индия, увлечение ими в предреволюционные годы кто только не пережил. Даниил Андреев шел следом, ища и находя свое.

Халдея — нововавилонское царство, где правили халдейские цари Набопаласар, Навуходоносор… В Библии Вавилония названа Сеннаром. Той же осенью Андреев написал стихотворение об этой мифической стране, родине астрологов — халдеев. Долгое время о ней знали лишь по Библии и обрывкам сказаний вавилонского историка Бероса. В стихотворении "Сеннанр" поэт видит себя в одной из воображаемых древних жизней странствующим мудрецом — халдеем:

Я молча прохожу, спокоен, мудр и стар,
По бурой площади утихшего Эрэха.

Вечерних литургий еще звучат везде

Напевы хмурые; клубятся благовонья,
Жрецы поют, к пастушеской звезде
Молитвенно воздев ладони,
Ведут к закланью тесной чередой
Откормленных тельцов сквозь пенье и кажденье,
И обещают вновь воздвигнуть пред зарей
Бесчисленные всесожженья.

Евфрат навстречу мне вздыхает, чуть звеня…

Пересекаю мост — вся ночь луной объята, —
И восхожу один по строгим ступеням
На белые, как сон, террасы зиккурата.