Процессия из рабов, стражей и наместника привела их к площади в форме правильного пятиугольника, вдоль граней которого вплотную к друг-другу стояли двухэтажные дома, а в центре высилась каменная стела. Пять широких улиц, словно лучи звезды, вливались в площадь по краям углов, разделяя весь город на пять районов.
Все было готово к прибытию наместника Вучика. Толпа горожан, кругом выстроившаяся на отдалении от стелы, расступилась, пропуская процессию, а после сомкнулась. Рабы поднесли паланкин поближе к стеле, опустили кресло с наместником на мощенную булыжником мостовую и упали на колени. Десяток стражей с мечами наголо тут же окружили кресло с наместником, позади него из ниоткуда появилось трое Воронов. Кроме стелы, в площадь был врыт двухметровый столб. Неподалеку от него дежурил мускулистый, обнаженный по пояс детина. Его лицо было скрыто маской палача, в руках он держал длинный кнут.
При виде палача и его кнута сердце Егора забилось быстрее, и он тут же пожалел, что пришел на площадь. Похоже, представление будет не из приятных. А лучше бы его вообще не видеть.
— Что-то мне немного нехорошо, — прошептал побелевшими губами Замбага, встав вместе со спутником позади толпы.
Сглотнув, Егор спросил:
— Да что за хрень здесь творится? Рабы, кнуты…
Длинный, седовласый старик-первородный, кутающийся в плащ до пят, с сочувствием и болью в глазах глянул на парочку.
— Давно не были в Брагии, да? Бежали бы вы отсюда. Куда подальше.
Егор хотел было ответить, но не посмел, вспомнив о необходимости изображать из себя слугу-раба. Заметив его колебания, старик едва-заметно улыбнулся:
— Не бойся, человек. Можешь говорить.
— Что это все значит?
— Показательная порка, — ответил старик. — Раз в неделю сюда приводят людей и наказывают их на глазах у всех. Присмотрись, кто в первых рядах.
Егор внимательней вгляделся в толпу и увидел, что впереди всех, понуро опустив головы, стояли люди. Женщины и мужчины, в простых одеждах, худые, растрепанные, грязные. У всех на руках или ногах цепи. Не короткие и не слишком длинные — ровно такой длинны, чтобы ограничить свободу движений.
— Те рабы, которых привел наместник, получат по пять ударов плетью, — объяснил старик. — А остальные должны будут рассказать об увиденном другим людям. Когда их вернут обратно к хозяевам, в бараки, на поля или в рудники. И так в каждом городе по всей Брагии. Страх перед наказанием, дескать, должен удержать рабов от бунта. — Он горько улыбнулся. — И он удерживает.
Неверно истолковав улыбку, Егор процедил:
— Что здесь смешного?
— В этом нет ничего смешного, — ответил старик. — Большинство первородных против. Но ничего не могут поделать. Все боятся Воронов. Если кто-то донесет, что первородный не одобряет нынешний порядок и сочувствует людям, Вороны тут же уведут его. И больше его никто не увидит. Но все мы помним, как жили вместе с людьми. И у всех у нас были добрые друзья среди человеческого рода. Но есть и те, кто рад, что люди стали рабами. Да, есть и такие. Кто-то на этой площади по указу, а кто-то пришел сюда по своей воле. Чтобы увидеть, как секут людей.
— А вы? — спросил Егор.
Красные глаза старика сверкнули недобрым огнем.
— Я здесь по своей воле.
Егор стиснул зубы. Дед казался таким приличным и хорошим, а оказался настоящим уродом.
Такое же мнение сложилось и у Замбаги. Побледневший подросток весь трясся от гнева и, казалось, едва сдерживался, чтобы не обрушить на площадь свое самое мощное заклинание. Дабы он чего не натворил, Егор схватил парня за руку.
Тем временем слово взял наместник.
— Слушайте меня, о мои граждане — гордые и свободные демоны из первого рода. Сим объявляю этих пятерых, — толстый палец указал на пятерку приговоренных, — преступниками, поправшими Свод истинных законов первородных. Эти грязные твари возомнили себя равными нам и посмели пойти против своих господ. За что и будут наказаны. Номер один, — первый человек в кандалах вздрогнул, поднял искаженное от испуга лицо, — украл из столовой шахты хлеб и консервы. Пять ударов плетью. Номер два — непочтительно отзывался о первородных. Пять ударов плетью. Номер три — украл лекарство у врача с лесоповала. Пять ударов плетью. Номер четыре — пьянство. Пять ударов плетью. Номер пять, — девочка вся затряслась, голос Вучика превратился в визг, — посмела смеяться над князем и оскорблять меня, называя жирным дураком! Десять ударов плетью! Номер пять — к столбу!
Егору казалось, что все происходящее — сон. Нет, такого просто не может быть. Десять ударов плетью за разговоры. Ребенку. Совсем худой и запуганной девочке. За то, что сказала правду, здоровенный двухметровый детина будут хлестать её кнутом, который способен легко распороть шкуру быка. А её худое тельце он превратит в кровавое месиво. Десять ударов — это смертный приговор.