Он замолкает, и профессор тоже застывает в растерянности. Он не понимает, почему Инквизитор именно его избрал на роль своего духовника – разве что за неимением других кандидатур – и совсем уж не понимает, что плохого в поклонении Андрасте. Впрочем, возможно, если бы какой-то андрастианин вдруг решил начать почитать эльфийский пантеон, Кенрик тоже отнесся бы к этому предосудительно…
- Вас беспокоит факт… предательства вами эльфийских богов? – осторожно интересуется он.
- Да. «Предательство» – очень точное слово. Впрочем, не такое уж непривычное для меня.
Ученый мельком оглядывает Лавеллана. В общем-то, эльф прав: распознать в нем долийца можно только по татуировке на лице. Он одевается по форме Инквизиции, ни словом не упоминает ничего эльфийского, если это не необходимо для дела: даже специфический выговор, характерный для долийских эльфов, у него отсутствует. И профессор впервые понимает, что так, наверное, было не всегда. Впрочем, Инквизитор Америдан тоже казался в первую очередь воином Инквизиции, защитником Орлея, верным соратником императора Драккона – кем угодно, только не долийским эльфом. «Сколько же всего, должно быть, ему пришлось принести в жертву… Если над этим хорошенько подумать, возможно, я смогу создать в своей книге портрет живого Америдана, а не того безликого идеального героя, от которого осталось лишь имя…»
Кенрик вынужденно сбивает себя с мысли, понимая, что Инквизитор Лавеллан все еще стоит рядом. И что ему надо что-то ответить.
- Сказать по правде, я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах, - говорит ученый. – Вы столь многого добились, Инквизитор… как минимум вы уже сравнялись со своим предшественником, а, может, и превзошли его. Вы многое сделали для всего Тедаса – и, думаю, уже в силу этого имеете право верить в то, что посчитаете нужным.
- Потому что сила и власть дают право на все?
Заметно покоробленный этими словами профессор тут же возражает:
- Отнюдь! Я лишь хотел сказать, что вам не стоит так себя осуждать за… интерес к андрастианству. Ваш предшественник, как видите, это предательством не считал.
Эльф переводит взгляд на статуэтки оленей в руках Андрасте и улыбается одними уголками губ.
- Мне далеко до моего предшественника.
- Не сказал бы, - бормочет Кенрик, пытаясь припомнить, чем два Инквизитора не были похожи друг на друга. Вспоминается очень мало. Сходство между Инквизитором Америданом и Инквизитором Лавелланом было почти пугающим: происхождение, служба на благо Церкви, деяния, даже вера… и потрясающая личная скромность. Америдан совершал невероятные подвиги, даже не задумываясь о собственном величии – и едва ли осознавая его: Лавеллан, как две капли воды похожий на него, считает себя недостойным сравнения с предшественником. Ученому приходит в голову крамольная мысль позаимствовать для описания Америдана некоторые черты Лавеллана. Пожалуй, стоит поинтересоваться подробностями его биографии у леди Хардинг. Даже если она посоветует обратиться за этим к самому Инквизитору, все равно это неплохой повод для разговора…
Вдруг эльф громко откашливается, привлекая его внимание, и говорит:
- Извините меня, профессор. Я всю голову вам забил.
- Все в порядке, - не задумываясь, отвечает Кенрик. – Смею надеяться, я смог вам помочь?
- Да… думаю, даже больше, чем вы можете себе представить.
- Тогда нам стоит вернуться в лагерь, вы со мной согласны?
- Всецело.
По возвращении в лагерь профессор успевает заметить, что Инквизитор, Верховная жрица и какой-то странный юноша уходят в неизвестном направлении. Но, по правде говоря, его это мало волнует.
Держа в голове несколько заготовленных вопросов об Инквизиторе Лавеллане, Брам Кенрик сосредоточенно собирает полевые цветы.
Будет неприлично идти к леди Хардинг с пустыми руками.
========== Final ==========
Уже глубокая ночь, а Инквизиция все еще бодрствует. Солдаты бдительно следят за всеми, готовые по команде дать отпор любому врагу; разведчики обыскивают каждый уголок Зимнего дворца на предмет гаатлока или еще какой-нибудь кунарийской гадости. Советники сидят перед элувианом, куда вошел Инквизитор со своим отрядом, и смотрят на его колеблющуюся поверхность. Жозефине кажется, что элувиан живой – и что он пожирает всех, кто к нему прикоснется. Ей страшно.
- Уже столько времени прошло, - бормочет Каллен. – Где же они?
- Подождем еще, - сквозь зубы отвечает Лелиана. Ее пальцы напряженно сжаты в замок. – Если не появятся к утру, отправим за ними подмогу.
- Да я сам туда сунусь, лишь бы не…
- Не говорите ничего, пожалуйста, - тихо прерывает его антиванка. – Не надо.
- Простите.
Они снова смотрят в элувиан. У Жозефины уже рябит в глазах, но она боится отвести взгляд и пропустить счастливое возвращение своего возлюбленного. Если он вернется, то можно будет вздохнуть свободно, перестать дрожать, перестать бояться…
Вдруг привычная рябь закрывается темным пятном. Пятно превращается в человеческую фигуру, которая вырывается из элувиана. Она кого-то несет на руках…
- С дороги! – не своим голосом орет Верховная жрица Виктория. – Скорее!