— Хорошо, сейчас установим вашу мзду.
— Вы хотели сказать налог? — состроив грустное лицо спросил Вадим.
— А я как сказал? — уточнил чиновник, открывая регистрационную книгу, — Как называется корабль?
— Так там же табличка есть, — Вадим показал на борт.
Он думал, что делать с кораблем. Груз и пассажиры поедут, ну или пойдут в Петроград.
— Наверное оторвалась. Кстате, откуда у вас такие повреждения? — чиновник показал на отверстие в борту от ядра.
— Ваше благородие, — Вадим взял его под локоть и повел в сторону от пары солдат, которые пришли к кораблю, — Поймите, у меня горе. До России оставалось всего ничего, а тут буря. Я и так десять человек команды потерял, даже не представляю во сколько еще ремонт обойдется. Ну что, мы два православных человека не найдем общий язык?
С этими словами Вадим вложил пять сторублевых купюр в папку чиновника.
— Да упокоит бог их души, — перекрестился чинуша и захлопнул папку, — Я не собираюсь наживаться на горе братьев крестьян. Но название корабля записать должен.
Вадим перекрестился и выдал:
— Вестник. Мы обычно чай до Сити возили, но вот черт попутал в этот раз, — заметив хмурость на лице чиновника, Вадим сменил тему, — Любезнейший, мне еще понадобиться ваша помощь. Кораблю нужен ремонт, а без вас я не доживу до очеркди на верфи.
— Любезный, поймите, вы же не один в бурю попали, — чиновник приоткрыл папку.
— Со всем пониманием, — улыбнулся Вадим и положил купюру.
Торчать в Риге и ждать ремонта он не собирался. За кораблем остался следить Микола и нанятый управляющий, который проследит за расходами, которые обещали быть огромными.
В Петроград они отправились через поселок Важима, оставив добираться добытый китовый жир с одним из караванов. Но даже так путешествие заняло больше недели и Вадим вернулся в город только к середине октября.
В поселке ждали хорошие новости: во всех цехах поставили водяные колеса, чтобы питать производство от речки.
На встречу семьям вышли мастера-ювелиры, хотя теперь их называли оружейниками. Исхудавшие жены и дети после освобождения из плена Седого пошли на поправку. Теплая устреча, слезы и громкие дети. Вадим отвел старейшину этого маленького дела. Седоволосый мужчина с широкими плечами, мозолистыми руками, и очень живым взглядом пошел не сопротивляясь.
— Все ли вам нравится у меня на службе?
— Конечно барин. Сыты, одеты, теперь еще семьи. Или вы их как Седой? — с еле заметной дрожью спросил старейшина.
— Как тебя зовут?
— Лев Обрамлвич.
— А фамилия?
— Так нету, мы из местечка Умань, может слышали это за Днепром?
— Слышал, — Вадим обошел Льва Абрамовича, — Значит так. Хватит жить как попало, будем жить как придется. Ты теперь свободный человек Лев Уманский. Оружейный мастер. Вместе со мной открыл оружейную мастерскую Уманских. Мастера получают по двести рублей в месяц, разнорабочие по пятьдесят. Ты как главный получаешь по двести пятьдесят и премии. Премии только если хорошо работаете. Если работать будете плохо, то выгоню. Мне нахлебники не нужны. Вопросы?
— Семьи остануться с нами? — Лев Абрамович оценил обещанную зарплату. Обычный рабочий получал дай бог если пятнадцать рублей в месяц.
— С вами, дома здесь поставим, — Вадим поправил пенсне, — На мою мастерскую я оформлю документы. Смотри, чтобы никто не прознал, как мы оружие делаем. Иначе мне придется вас не выгонять, а утопить в финском заливе. Где наверное сейчас и плавает Седой. Ясно шлемагл?
— Все ясно, — Лев кивнул.
— Поспрашиваешь у семьи из чего и как мы их вытащили. Селянам ни слова. Не хочу чтобы слухи ходили.
— Все сделаем Вадим Борисович.
— Ну и молодцы, — Вадим отошел закурить.
— Вадим Борисович, я хотел сказать, что мы сделали десять ружей, с ними получилось быстрее, не так много сложных деталей.
— А патроны?
— Мальчики уже делают.
— Мальчики… — Вадим думал об увеличении производства, револьверы для армии, двуствольные ружья для охоты. Ружья двенадцатого калибра с папковыми снарядами значительно облегчали зарядку и обращение с оружием. Стволы располагались вертикально, нижний шел с полным чоком для стрельбы на большие расстояния. Вадим посмотрел несколько образцов, прежде чем заказать кожаные чехлы с гравировкой.
Еще он искал мастера по гравировке на металле, который бы украшал барабаны револьверов, но не мог найти. Отвлекать же мастеров еще и на гравировку — расточительство.
Петербург встретил их приятной воскресной прохладой. Вадим заглянул домой, перед тем как пойти на службу, он заприметил одну церквушку, где собирались интересные для него люди.
Слуги хозяйничали по дому, пока Ефим храпел за кухонным столом. Он заснул с бутылкой горилки в руках и толстым куском сала под ухом.
— И как только не соскальзывает? — спросил у себя Вадим и отодвинул стул на котором сидел Ефим.
Бутылка выпала из рук и разбилась в дребезги, заливая все перцовой горилкой. Ефим же клюнул носом и поцеловал пол.
— Ууух.
— Пьянствуем? — любезно спросил Вадим у пострадавшего.
— Вадим… Вадим Борисович, — Ефим встал.
У него кровоточила ладонь, в которой застрял осколок от бутылки.
— Вы уже приехали?
— Приехал, и что я вижу? Пьяницу!