Вестник

...Вчера ночью она вылетела из своей комнаты и повисла над столом – белая и взъерошенная. «Элинор вышла из Кокона». Дэн исчез на несколько часов. А когда вернулся, мешком упал на пустой диван: «Ничего не вижу – хоть убейте!» Тэа безмолвно постояла над ним с минуту, потом принесла горячий чай: «Ты не видишь не потому, что не можешь. Просто пока нечего видеть».

Ради него она вылезла из темного угла и остаток ночи просидела рядом. Они лениво тянули черный кофе и обменивались многозначительными туманностями. Утром вернулись Рональд и Алекс, и все живо расползлись по своим комнатам, чтобы не мешать очередному слету Охотников-стратегов...

Сегодня Тэа была еще тише, чем обычно.

Они сделали всё, что могли. Оставили Элинор достаточно подсказок, чтобы ускорить процесс и не позволить старому Течению выиграть раунд на истекшем времени. Тэа сидела в своем углу и листала газеты. Рональд, чей Дар помаленьку восстанавливался, бездымно сжигал всё, что она считала ненужным. Дэн шатался по Москве и всегда возвращался пыльный, словно искупавшийся в песке воробей. Алекс наблюдал за Тэа, сидящей в темном углу и читающей газеты...

*                      *                      *

Москва

24 августа, 13:47

За окном жарило послеполуденное солнце. Сквозь шторы пробивалось малиновое зарево, взвивавшееся пышными бликами каждый раз, когда сквозняк дергал их с противоположной стороны. Пахло раскаленным городом. Тэа безмолвно страдала от духоты и заунывного шума кондиционера. Она совсем расклеилась, не хотела шевелиться и думать. Понимание этого странным образом успокаивало.

Дверь осторожно приоткрылась, кто-то вошел в комнату. Солнце успело перекатиться на другую сторону дома – бордовые тени стали гуще. Тэа без интереса следила за посетителем, бесшумно подошедшим к ней и присевшим на край кровати.

Какое-то время он молчал.

Потом его рука осторожно опустилась на ее лоб. Пальцы были прохладные, немного грубые. Она почувствовала неровности шрама, пересекающего ладонь, но прикосновение было нежным. Угар, в котором она дрейфовала, наполнился покоем.

– Не спишь? – тихо спросил он.

– Пытаюсь.

– Помочь?

– Да.

Алекс пригладил ее взлохмаченную челку.

У него был всё такой же низкий, приятный голос, когда он пел. Пел так тихо, что она едва разбирала слова. Впрочем, она знала их наизусть. Колыбельная, которую он сочинил для нее много лет назад, песенка про упавшую луну... Тэа робко взбиралась к нему на колени и засыпала под эти странные слова – так он баловал ее, пока она не доросла до школьной формы и смертельного стеснения. А после они долго не виделись.

Тэа приоткрыла глаза, ловя очертания его фигуры.

Он уже не пел, просто гладил ее по волосам. Она повернулась, стараясь разглядеть выражение его лица. Внезапно ударила догадка: она ошиблась, это не Алекс. Кто-то другой пел для нее колыбельную. Кто-то, кого она должна была помнить. Но сейчас, чувствуя его руку на своей голове, она не могла вспомнить даже имени.

Она села.

– Послушай. Я забыла... Почему?

Алекс опустил руку. Когда он начал подниматься, Тэа попыталась ухватиться за него, но он двигался так легко и стремительно, что она не успела даже этого. Он подошел к двери и бесшумно исчез.

– Что происходит?

Тэа осталась сидеть на кровати, в тишине и горячем воздухе. Ей стало горько, очень горько.

Ветер ударил в открытое окно, взвил шторы. За красной тканью показался сад, перевитый белыми цветами. Шторы продолжали метаться из стороны в сторону, сквозь солнечный свет нетерпеливо проступила тонкая беседка. Розы свисали с нее гирляндами; огромные соцветия раскачивались в такт шторам, непрестанно осыпаясь. «Откуда на них столько лепестков», вяло подумала Тэа. Сквозняк заносил их внутрь и разбрасывал по комнате. Девушка встала, подошла к окну.

В беседке сидели двое. Оба белокурые, как и их розы. Девочка лет десяти в желтом платье и мальчишка чуть постарше – с ракушкой в руках. Он прижимал раковину к своему сердцу, а девочка нетерпеливо выхватывала ее, чтобы поскорее послушать. Тихо щебетала, жмурясь от счастья. Они были похожи, словно канарейки.

Внезапно малышка насупилась и швырнула ракушку в траву за ограждение беседки. Мальчик перегнулся через перила, но она ухватила его за руку и втянула обратно. Их лица оказались рядом, она прижалась к его щеке. Он опустился на колени; девочка засмеялась, целуя его в губы.

– Потом мы стали смелее.

Тэа вздрогнула и обернулась. Комната позади нее мерцала от белых лепестков. На кровати сидела Элинор. Окно захлопнулось, комната снова утонула в полумраке. – Странно, правда? Я больше не должна соприкасаться с магией, но по-прежнему вижу эти сны. Я связана с тобой. Мы – особенные.

– Особенно невезучие.

– Я вижу твои сны, ты видишь мои.

– Этот мальчик...

– Мой брат. У тебя был брат?

– Да.

– Это он был в твоем сне?

Тэа задумалась. – Нет...

– Ты не помнишь? Я так и думала! – она рассмеялась, совсем как в детстве.

– Мне всё равно, что ты думаешь.

Элинор набрала лепестков в ладони. – Ты охотишься на меня. Ты убила моего двойника.

– Да.

– Значит, Каталина сказала правду. Ты убила ее и убьешь меня.