Вестники Царства Божия

Социальный состав этой общины определить довольно трудно. Среди них насчитывалось немало храмовых певцов, слагателей песен. Эти левиты часто были людьми, действительно жившими в скудности, на доброхотные даяния народа. В их среде сложился особый тип ветхозаветной религиозности, который отличался интимностью, теплотой, живым чувством богосыновства. Трудная жизнь "бедняков Господних" наложила на их молитвенную поэзию печать грусти, которая делала ее понятной во все века. Но чем глубже была их скорбь, тем сильнее звучал в псалмах мотив надежды и упования. Их авторы стали предшественниками Ефрема Сирина и Фомы Кемпийского. И сегодня, когда в храмах звучат их псалмы и гимны, то кажется, что они написаны для наших современников и выражают их чувства.

x x x

Такова была среда, оказавшая поддержку Исайе в начале его Пророческого служения. Подробности взаимоотношений между ним и "бедняками Господними" неясны из-за утери многих древних текстов. Но ряд намеков и случайно оброненных фраз указывает на то, что вокруг Исайи сплотились люди, которых он называл "учениками" и даже "детьми" (Ис 8, 16-18). Так как самому Исайе в это время было лет тридцать-сорок, то можно предполагать, что эти ученики были очень молоды. В кругу горячих, преданных юношей Исайя мог убедиться, что Сион воистину не погиб, что в нем есть силы, зреющие для Царства Ягве. Пусть этот кружок не был так организован и силен, как эфраимские Сыны Пророков, пусть "дети" Исайи не имели политического веса, были юны, беззащитны, а богаты лишь верой и своими песнями, сила их была именно в их внешней слабости. "Бедняки Господни", нищие поэты и мечтатели, гонимые правдолюбцы, вместе с их наставником были служителями грядущей Церкви.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава четвертая

ИСАЙЯ И "БЕДНЯКИ ГОСПОДНИ"

1. Как полагают, первоначальное название Иерусалима Шалем (Салим- Быт 14, 18) связано с именем ханаанского божества счастья и благословения Шалема (см.: Н. Никольский. Этюды по истории финикийских общинных и земледельческих культов. М., 1948). Другое имя города было Ариэль (Ис 29). Оно, вероятно, означает "Град Божий", т. к. в Кумранских рукописях читается Уруэль (см.: М. Мс Naтаrа. Isaiah, 1-39. 1966, р. 96). Согласно другим предположениям, это имя связано с аккадским словом "араллу" и еврейским "гарэль", "гора Божия" (см.: F. L. Мoriartу. Isaiah, 1-39.-JВС, I, 278). "Сионские псалмы" (45, 47, 75) говорят о победе Ягве над врагами, пришедшими захватить Иерусалим. Попытки экзегетов связать эти псалмы с походом Синахериба теперь оставлены. "События, изображаемые песнями,-замечает Г. фон Рад,-не имели места в Давидовом Иерусалиме, но, с другой стороны, в них не чувствуется и мифологических мотивов. Возможно, псалмы возникли в до-Давидовом Иерусалиме. Их можно датировать временем до Исайи" (G.vоп Rad. Оld Теstament Тhеоlоgу, р 157).

2. Э. Ренан. История Израильского народа, т. I, с. 404.

3. О символике видения св. Василий Великий пишет: "Как "домом" называем всю совокупность мысленных и чувственных творений, так "престолом превознесенным"-Божие над всем владычество" (Толкование на пророка Исайю, 6.-Творения, 1911, т. I, с. 350). Слово "серафим" множественное число от "сараф"-жгучий, пламенный. Оно встречается только у Исайи и есть, вероятнее всего, метафора, поясняющая пламенную природу таинственных существ. В Книге Чисел (21, 6) говорится о "нахашим-серафим"-палящих (жалящих) змеях, насланных на народ за грехи. Это дает богословам основание думать, что традиционный облик существ, называемых серафимами, был связан с образом змеи. Впрочем, у хурритов есть изображения шестикрылых ангелов, которых можно сопоставить с шестикрылыми серафимами Исайи (см.: L. Grollenberg. Аtlas оf thе Вiblе, 1956, р 37, 107, 108) Впоследствии серафимами в богословии стали называть одну из ангельских иерархий (см.: Ареопагит. О небесной иерархии, гл. VII).

4. Первоначально слово кадош (от корня кdsh - отрекать, отделять) означало нечто посвященное культу или храму, нечто относящееся к сакральным действиям. "Исходя из этого культового смысла, термин "святость" развился в Ветхом Завете до обозначения самого божественного бытия, обособленного в своей сущности от всего остального, "иного" в сравнении со всем прочим" (J. Danielои. Dieu et nous, р. 131). В приложении к человеку это слово означало посвяшенность Богу, а также "моральную незапятнанность, непорочность"