Вестники времен

Сцена была захватывающая. Риченда подняла дикий истошный визг, еще больше напугав свою гнедую кобылу, отчего та взбрыкнула, едва не сбросив всадницу, и понесла. Вслед стремительно исчезающей в неизвестных далях Лоншановой сестрице и жене констебля отправились несколько телохранителей самого сэра Роджера, тоже не сумевшие справиться с обезумевшими животными. Лично констебль свалился с седла и с громким чавканьем плюхнулся в канаву, прокопанную между портовым настилом и сараем. Канава оказалась самой что ни на есть сточной.

— Спокойнее! — орал сэр Мишель, обращаясь к перепуганным аквитанцам и растерянно озиравшемуся архиепископу. — Господь послал свои молнии, чтобы покарать грешников!

Одновременно с этой пламенной, и, что характерно, понятной для жителя двенадцатого века речью норманн в прыжке настиг одного из стражников, оглушил ударом кулака в лицо, и, выхватив у него меч, дополнительно приложил рукоятью по шлему. Аквитанцы тоже успели захватить какое-никакое оружие и ловили напуганных лошадей. Германец продолжал наводить панику, периодически постреливая в воздух. Англичане либо разбегались, либо пытались слабо сопротивляться рыцарям Элеоноры.

— Рескрипты короля! — вдруг завопил архиепископ. — Бумаги у таможенника!

— Понял! — рявкнул сэр Мишель, и рванулся к пятившемуся от места событий Уисбричу, бледному и пребывавшему в полном замешательстве. — Стоять! Стоять, я сказал!

Уисбрич взялся за меч, однако слишком медленно вынимал его из ножен. Нормандец попросту ударил его лезвием клинка плашмя по уху, чем сразу сбил с ног и, добавив несколько пинков, одним движением разорвал на Уисбриче камзол. Все пергаменты, свернутые в трубки и перевязанные витым шнурком с королевскими печатями красного сургуча, оказались на месте.

— Быстрее, быстрее! — кричал Годфри. — Мишель, сюда! Бумаги взял?

Рыцарь запихнул бесценные рескрипты за пазуху, подбежал к архиепископу и принял из его рук поводья свободной лошади. Спустя секунду он уже сидел в седле, выискивая взглядом оруженосца. Гунтер стоял всего в двух шагах, мучительно думая о том, что вот-вот должны кончится патроны, а бежать на галеру за новой обоймой никак нельзя.

— Давай же! Лови лошадь, болван! — рычал сэр Мишель. Гунтеру просто повезло — рядом с ним неожиданно оказался конь констебля. Последний уже выбрался из канавы и потихоньку обтекал возле стены корабельного сарая, взирая на мир с удивлением новорожденного. Конь, слава Богу, немного успокоился и не был особо норовистым.

— К городу! — скомандовал Годфри, давая шпоры своему скакуну. — Давайте все за мной!

Кавалькада из семи всадников бешеным галопом направилась по идущей вокруг Дуврского холма укатанной дороге. Гунтера, едва удерживающегося в седле, почему-то мучила одна мысль — разве можно бросать раненых? Монфор, лорд Вустер и еще один гиеньский рыцарь остались на пристани…

* * *

Со времен гражданской войны между императрицей Матильдой и королем Стефаном вокруг монастыря святого Мартина, тогда бывшего одной из крепостей Матильды, не происходило столько малоприятных событий.

Почти на закате, незадолго до вечернего колокола, во двор монастыря ворвались несколько всадников, по виду — дворян. Один из них, сказав прочим встать у открытых ворот монастыря да смотреть за дорогой, взял с собой еще двоих и незамедлительно прошел в церковь, где только что отслужили вечерю…

Годфри недаром избрал монастырь святого Мартина своим временным убежищем. Эта знаменитая бенедиктинская обитель была известна по всей Англии, в Уэльсе, Шотландии и Ирландии, так как в серебряной раке возле алтаря монастырской церкви хранилась часть мощей самого Мартина Турского, святого целителя. Сотни паломников ежегодно приходили в монастырь, расположенный в лесах совсем рядом с Дувром, чтобы поклониться святому и просить его об избавлении от самых разнообразных немочей. Обитель пользовалась покровительством епископата, благо приносила огромный доход. Даже короли и герцоги, стоило им занедужить, приезжали сюда.

Годфри рассчитывал именно на известность монастыря. А, кроме того, любой человек, пришедший под защиту церкви, становился неподсуден светским властям и в течении сорока дней никто, кроме папы Римского или архиепископа Кентерберийского, не мог изгнать попросившего убежища. Все очарование ситуации состояло в том, что сейчас самому архиепископу приходилось требовать защиты у святой Матери-Церкви, а папа Римский находился далеко, в Марселе, вдохновляя крестоносное воинство и христианских королей…