Мелькнула чёрно-зелёная тень — обер-лейтенант Дитрих азартно преследовал уже поцарапанную германскими пулями английскую машину. Гунтер же повёл штурвал на себя, поднялся выше, цепляясь прицелом пулемётов к своему обидчику, который, впрочем, пока не успел даже единой пули выпустить, большой палец напрягся на гашетке… Курт по-прежнему ругался так, что уши закладывало. Надо полагать, увидел очередного нахала, пытавшегося достать пикировщик лейтенанта Райхерта.
Цель и крестовина прицела совместились, в обоих консолях заработали пулемёты, англичанин метнулся в сторону. Гунтер не без удовольствия заметил, как от киля «Харрикейна» отлетело несколько обломков.
— Курт, одного мы сняли! — быстро сообщил Гунтер оператору-радисту. — Что у тебя, я не вижу?
— Подходит от солнца, ублюдок! — прокричал унтер-офицер Мюллер. — Иди ровно, нас прикрывают Дитрих и Вельс! Втроём мы его уделаем!
И тут Гунтер чётко ощутил, как вздрогнула машина от ударов по корпусу. Видимо, задело очередью. Сильно потянуло ветром — значит, повреждён колпак кабины. Пулемёт замолчал.
— Курт, — позвал Гунтер. — Курт, с тобой всё в порядке?
Молчание. Ничего не в порядке.
«Это только начало, — подумал Гунтер. — Я ведь предчувствовал. Надеюсь, он только ранен…»
Англичанин, зацепивший семьдесят седьмой «Юнкерс», оказался сбит спустя секунд тридцать. Прикрывавшие Гунтера две машины добили его совместными усилиями и сероватый самолёт с британскими опознавательными отправился в недолгое путешествие к водам Ла-Манша.
— Они ушли! — это командир группы информировал своих. — Двоих мы сбили, ещё нескольких хорошо поцарапали. Подходим к цели. Держите строй!
Машинально оглянувшись, Гунтер понял, что сейчас обошлось без потерь. Все десять самолётов с германским флажком на киле рядом. Похоже, не повезло только ему, а вернее, Курту. Но это ничего не меняет — надо выполнять приказ, тем более что под крыльями пикировщиков уже лежала земля, а впереди и чуть справа виднелась дымка, укрывавшая собой Лондон.
Внизу заработали зенитные орудия, совсем рядом со строем «Юнкерсов» появились облачка разрывов, мелкие осколки снарядов застучали по броне. Но теперь англичане ничего не смогут сделать — аэродром Рочестер внизу. Машина Браухича уже начала заваливаться на правое крыло, уходя вниз. За ней последовали остальные.
Всё было привычно: штурвал от себя, элерон на левом крыле поднялся вверх, на правом опустился, самолёт вошёл в крутое пике, завыли воздушные сирены. Ещё секунд двадцать — и тяжёлая бомба SC-500, сорвавшись со штанги, полетит на крышу вон того жёлтого двухэтажного здания, в котором, как явствует из данных разведки, предоставленных штабу эскадры, находится радарная станция и оперативный центр зенитных установок, отвечавших за безопасность Лондона.
«Не хочу, — мелькнула мысль. — Надоело! Ради чего погиб Курт? Только ради того, чтобы превратить в пыль этот дурацкий дом?..»
Левая ладонь легла на рукоять бомбометателя. Земля приближалась стремительно, ревел ветер и надрывно выли сирены — Гунтеру всегда нравились мгновения полёта к земле сломя голову: ощущение такое, будто желудок отделился от туловища и величественно парит в сотне метров позади.
Уже стали видны оранжево-чёрные облачка взрывов — это первые несколько пикировщиков сбросили груз.
«Ну, — подумал Гунтер. — Давай! Господи, помоги мне!»
«Юнкерс» вдруг резко дёрнулся, словно ударившись обо что-то, неожиданно за стеклом фонаря кабины сгустился невесть откуда взявшийся молочно-белый туман, послышался невнятный грохот. Пока голова соображала, руки действовали сами. Гунтер вцепился в штурвал, рванул его на себя, выходя из пикирования — до земли оставалось не более трёх сотен метров, а разбиться прямо сейчас никак не хотелось. В конце концов, можно будет сделать второй заход. Видимо, машина попала в облако дыма от взрыва на земле. Только почему дым такой густой и невероятно белоснежный?
Приборы показали, что самолёт поднялся на высоту более пятисот метров. Дым внезапно исчез.
«Чертовщина какая-то! Что произошло? Откуда туман?»
Внизу, под самолётом, колыхалось облачное море, полностью застилавшее поверхность земли. Ещё минуту назад этого не было.
Гунтер быстро осмотрелся. Ни одного самолёта рядом. Ни своих, ни врагов. Куда они все подевались?
— Семьдесят седьмой, Райхерт вызывает ведущего! Браухич, вы меня слышите?
В наушниках полнейшее молчание. Только шелест помех.
— Гейер — семь, вызывает фальке — пять! — Гунтер, дав в эфир свой позывной и позывной базы переключил рацию на другой диапазон. — Фальке — пять, фальке — пять, отвечайте! Фальке — пять?!
Тихо. Словно у всех дружно сломались рации.
Гунтер сделал несколько кругов над облаками, не пытаясь спуститься вниз. Боязно. Если облака действительно низкие, вполне реальна перспектива разбиться. Но, чёрт возьми, откуда они взялись? Почему молчит радио? Где другие самолёты? И, в конце концов, что теперь делать?
Что характерно, даже радиомаяк, по сигналу которого надо ориентировался при возвращении в Бланжи-Сюр-Брель, молчит. Забавно.
«Все умерли?»