Весы

– Да, как руководитель, я отвечаю за сохранность наших документов и оставляю в тайне имена членов организации, чтобы не привлекать ненужного внимания общественности, поскольку люди этого не желают. Мне, как человеку, получившему образование в Новом Орлеане и воспитанному на идеалах демократии и беспристрастности, совершенно ясно, что права кубинцев на самоопределение более или менее самоочевидны. Видите ли, когда наши праотцы создавали Конституцию, они полагали, что демократия выражается в свободе мнений, в спорах, в поисках истины. В древнейшем праве на жизнь, на свободу, на поиски счастья. И вот мое собственное определение демократии – право меньшинства не быть угнетенными.

Стаки слушал, как он рассказывает о компании «Юнайтед Фрут», о ЦРУ, о коллективизации, феодальной диктатуре в Никарагуа, движении за освобождение нации. Тридцать семь минут, которые Стаки вынужден будет урезать до четырех с половиной для своей пятиминутной передачи. Очень жаль, ведь Освальд говорил умно и внятно, и необычайно ловко выпутывался из трудных ситуаций.

После интервью Стаки пригласил Освальда выпить пива. После чего отослал копию записи в ФБР.

Так все и происходило, такое вот было лето. Однажды Ли принялся бить тараканов лопаткой для оладий – мягкой пластиковой лопаткой, которые всегда есть на распродаже. Он потерял работу. Его уволили за то, что он не работал – вполне уважительная причина. Город сотрясали грозы. В Джексоне, штат Миссисипи, застрелили Медгара Эверса, руководителя местного отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения.[19] Позднее взорвали динамитом баптистскую церковь на Шестнадцатой улице в Бирмингеме, четыре негритянки убиты, двадцать три человека ранены. Однажды Ли гонял тараканов на кухне, небритый, в одежде, которую не менял неделю. На следующий день он в мешковатом советском костюме и узком галстуке, со своим отрывным блокнотом участвовал в радиодебатах на «Карт-бланш на разговоры», еще одной общественной передаче на «Дабл-Ю-ДСУ». На этот раз они заблаговременно выяснили, кто он, и приготовили вопросы о России и дезертирстве, чем застали его врасплох. Он разрабатывал затвор своего «маннлихера». Чистил «маннлихер». Кто-то имеет на него виды. Раскаленные молнии по ночам. Легко предположить, что кто-то наблюдал за ним долгие годы, выстраивал вокруг него события, зная, что время придет.

Какой-то человек, сумасшедший, наверное, дрался с тенью у туалетов «Гаваны».

Иногда Ферри не мог определить, смешно это или грустно. Он рассказал Ли, как однажды пытался усовершенствовать маленькую сигнальную ракету с таймером. Хотел наделать тысячи таких ракет и привязать их к мышам. А потом сбросить с самолета на кубинские тростниковые поля. Его вдохновила картина – пятьдесят тысяч мышей разбегаются по полю, срабатывает таймер, и ракеты загораются. Он хотел стать Ганнибалом мышиного мира, и когда его план отвергли, очень огорчился.

– Во время революции Кастро специально проследил, чтобы сожгли их семейное тростниковое поле, – сказал Ли.

– Послушай меня. Это дело с Уокером далеко в прошлом. Ты должен забыть о нем. Смерть генерала Уокера ничего не значит для Фиделя. Он уже стар. Позавчерашнее дерьмо. Уокера больше никто не слушает. Твой промах убил его вернее, чем прямое попадание. Он повис в неопределенности. Стал обузой. Теперь на нем клеймо – в него стреляли и промазали.

– Откуда вы знаете, что я хочу снова попробовать?

– Леон, разве для этого обязательно нужны слова? Разве не чувствуется, когда в воздухе витает смерть? Тебя начинают прижимать. Банистер говорит, что они шутить не любят. Они побывали в твоей квартире.

– Знаю. Я почувствовал.

– Ты почувствовал. Видишь? Говорить вслух необязательно. Просто весы склоняются, и нам становится понятно.

– Что они искали?

– Знаки того, что ты существуешь. Доказательства, что Ли Освальд совпадает с той картонной фигуркой, которую они все это время вырезали. Ты – причуда истории. Ты – совпадение. Они разработали план, и ты идеально под него подходишь. Они теряют тебя из виду, и вот ты здесь. Все происходит не просто так. Что-то в нас влияет на отдельные события. Мы заставляем события происходить. Сознание видит лишь одну сторону. Мы – глубже. Мы простираемся во времени. Некоторые почти могут предсказать время и место своей смерти, и то, какой она будет. Мы знаем это на более глубоком уровне. Это словно роман, словно флирт. Я ищу этого, Леон. Осторожно подкрадываюсь.

Боксер с тенью перешел на другой уровень – делал очень медленные движения, рассчитывая траекторию. Он стоял на месте, опустив голову, и водил руками перед собой, нащупывая сопротивление, тормозящую силу, как бы жестикулируя в пространстве.

– У этого твоего Кеннеди личный романчик с идеей смерти. У людей, поглощенных мыслями о мужестве, есть свои темные желания. Джек одержим смертью будь здоров как, но не патологически, без той жути, что у меня. Романтик. Вот такой он, твой Джек.

– Он не мой Джек, – сказал Ли.