Весы

Разве это смешно? Ему так не казалось. Его все время заставляли покинуть места, из которых не хотелось уезжать. Холодная вода притупит боль. Это первый шаг. В теплой воде кровь легко вытечет. Это второй шаг. Придется сделать лишь небольшой надрез на коже. «Жилетт» спонсирует телетрансляцию ежегодного чемпионата по бейсболу – у них еще в рекламе говорящий попугай. Свободной рукой он ослабил галстук.

Мои сокравенные мечты разбились вдребезги.

Он представил, как в восемь часов придет Римма и обнаружит его труп. Торопливые звонки чиновникам по домашним телефонам. Он следил за тем, как наполняется ванна. А есть ли смысл наполнять ее? Он же не собирается залезать туда? Только опустит в воду надрезанное запястье. Советские чиновники начнут звонить американским чиновникам. Он всегда оказывался чужаком, всегда нужно приспосабливаться. Он выключил холодную воду, взял лезвие и сел на пол рядом с ванной.

Затем резануть левое запястье.

Но что здесь смешного? Почему он наблюдает за собой, не издав ни стона, ни крика? Первая ниточка крови выступила наружу, капли одна за другой вытекали из аккуратного надреза. Не то чтобы личная жизнь его не удалась. Просто у него твердые убеждения, практический опыт. Он свесил левую руку через край ванны.

где-то играет скрипка, а я смотрю, как вихрем уносится прочь моя жизнь.

Как они здесь измеряют порезы, в сантиметрах? Срочные звонки в Техас. Это я, мама, я лежу в луже крови в гостинице «Берлин». Он смотрел, как вода становится мутно-розовой. Я учился по «Берлицу». Я еще плохо говорю по-русски, но буду больше с этим работать. Я не стану отвечать на вопросы о моей семье, но вот что скажу для прессы. Эмиграция – непростое дело. Никому не посоветую. Ты оказываешься в новой стране, ты всегда чужак, постоянно приспосабливаешься. Я не то чтобы полный идеалист. Мне довелось наблюдать американскую армию в действии. Если вы хоть раз видели морскую базу в заливе Субик, вы понимаете, о чем я. Военные машины до самого горизонта. Иностранцев эксплуатируют ради выгоды. Через некоторое время он закрыл глаза и положил голову на край ванны. Размякни. Пусть делают что хотят.

Про себя я думаю: как легко умирать.

Я хотел бы рассказать о случившемся со своей точки зрения. Я хотел бы заставить людей в Соединенных Штатах задуматься. Он понимал, где находится, мог представить себя на кафельном полу, но при этом смотрел со стороны.

и «сладкая смерть (под звуки скрипки)

Захотелось спать. Ложное спокойствие. Нечто предательское. Почувствовал себя ребенком в белом кафельном мире, полном порезов и пластырей и воды в ванной, голова слегка кружилась от едких запахов, щиплет крепкий йод, лавровишня мистера Экдала. Внутри мира существует особый мир. Я сделал все, что мог. Пусть теперь другие совершают свой выбор. Ощутил, как время сгущается. Почувствовал в воздухе некую насмешку, когда, истекая кровью в теплой воде, соскальзывал с той единственной известной поверхности, которая доступна нашему пониманию, пониманию обычных людей.

Министерство здравоохранения СССР

ЭПИКРИЗ

21 окт. Пациент доставлен на машине «скорой помощи» в приемное отделение Боткинской больницы, после чего направлен в 26-й корпус. Порез первой трети левого предплечья с целью самоубийства. Рана линейного характера с отчетливыми краями. Первичная хирургическая обработка: четыре шва и антисептическая повязка. Пациент прибыл из США 16 октября с туристической целью. Окончил техникум по радиотехнике и электронике. Родителей нет. Настаивает на нежелании возвращаться в США.

Его поместили в отделение с шизиками. Кормят ужасно, все время пялятся добрыми глазами. Римма навещала его, она похлопотала о переводе в нормальное отделение. Как-то достала из пальто банку без этикетки и велела пить мелкими глотками. Водка с кусочками огурца. За твое здоровье, сказала она.

После выписки она отвела его в отдел виз и регистрации. Он поговорил с четырьмя чиновниками о получении гражданства. Они о нем слыхом не слыхивали, не подозревали о его беседах с другими чиновниками. Сообщили, что ответа придется ждать довольно долго.

В своей новой гостинице, «Метрополе», он провел три дня в одиночестве. Это был первый из периодов молчания, которые Ли X. Освальду придется пережить за два с половиной года в Советском Союзе.