Весы

Его собеседник, Джордж де Мореншильдт, живший сейчас в Далласе, говорил по-английски с изысканным иностранным акцентом. Он был отнюдь не прочь казаться истинным европейцем. Каковым, в сущности, и являлся. Обаятельный жизнелюб, свободно владевший русским, английским, французским, испанским, может быть, также и того, или на чем говорят у них в Того (Парментер знал, что он побывал там в 1958 году, выдавая себя за филателиста). Ларри нравился этот человек. Они были знакомы не первый год, и он знал, что Управление тщательно допрашивало Джорджа после нескольких его зарубежных поездок. Но хотя их деловые интересы пару раз пересекались, он не мог точно сказать, чем же Джордж занимается.

– Потом в мае я еду на Гаити, – сказал де Мореншильдт.

– Можно один вопрос?

– Спрашивай, конечно. Я еду искать нефть для гаитянцев. Взамен они дают мне плантацию агавы в концессию.

– А агаву им не нужно помогать разыскивать?

– Она вроде бы растет над землей.

Оба сдержали смешок.

– Какие интересные места тебе достаются, Джордж.

И они рассмеялись, вспомнив один и тот же случай. Как-то Парментер зашел в стоматологическую клинику в захолустном городке рядом с воздушной базой ЦРУ на юго-западе Гватемалы, где кубинские летчики и американские инструкторы репетировали действия в заливе Свиней. В убогой приемной сидел не кто иной, как Джорджде Мореншильдт, в рубашке с крокодильчиком и хлопчатобумажных шортах. Также известный как Ежи Сергиуш фон Мореншильдт. По его словам, он совершал пеший поход по Центральной Америке.

– Все это кончилось ужасно, – сказал Джордж, – если, конечно, вообще кончилось.

– Думаю, кончилось.

– Правительство продолжает запугивать Кастро. Это нелепо и бессмысленно. Я скажу больше. Все правительство сгрудилось вокруг тлеющего костра маленькой коммунистической Кубы. Это отчасти шутка, Ларри, и я знаю, по какую сторону кубинской баррикады ты находишься. Разумеется, это твоя работа, и я ее уважаю.

– Это быламоя работа. Сейчас я занимаюсь исключительно поддержкой.

– Хотелось бы верить, что у правительства больше нет видов на Кубу.

– Поверь, Джордж. По итогам ракетного кризиса стало понятно, что на Кубу мы вторгаться не станем. У Кеннеди была возможность избавиться от Кастро, а получилось, что он обеспечил ему работу. Заинтересованности нет ни у кого. Обязательств по этому вопросу абсолютно никаких. Страстная и всецелая преданность делу Кубы сменилась правительством на полную отчужденность и равнодушие, и, черт возьми, за рекордно короткий срок.

– Это болезнь Америки, – мягко улыбнулся Джордж.

Де Мореншильдт по образованию был инженером-нефтяником, но не слишком много времени уделял своей профессии. Он был женат в четвертый раз, насколько знал Ларри, и все его жены происходили из богатых семей. Но эти браки не объясняли открытого сотрудничества с нацистами во время Второй мировой войны, очевидных связей с польской и французской разведками, изгнания из Мексики, явных прокоммунистических симпатий, когда он учился в Техасском университете, советских контактов в Венесуэле, неувязок в официальной биографии, поездок в Западную Африку, Центральную Америку, Югославию и на Кубу.

Джорджа не раз задерживали и даже стреляли в него за то, что он зарисовывал береговые военные сооружения в стратегически важных районах.

Но он был знаком с Джеки Кеннеди, или с ее родителями, или с кем-то из их семьи и, когда бывал в Нью-Йорке, посещал «Теннисный клуб». Кроме того, у него было формальное право именоваться бароном. Обаяние Джорджа состояло еще и в том, что его прошлое постоянно видоизменялось.

– Когда ты уезжаешь из Вашингтона?

– Завтра лечу в Нью-Йорк, потом обратно в Даллас.

– Я думал, Даллас – вотчина Уокера, – сказал Ларри. – Кто палит по генералу?

– Он полнейший дегенерат и фашист, этот Уокер. Весьма опасен, со своим расизмом и антикастровскими крестовыми походами. Вот что я на самом деле думаю о Кубе. Она пробуждает в американцах худшую одержимость. Это генерал, которого отстранили от должности за то, что он проповедовал ультраправые идеи. Он проводит в Миссисипи расистскую кампанию, его сажают в психушку, он обосновывается в Далласе, где мы каждый день видим в газетах этот его бред про общество Джона Бёрча и его кубинские тирады. Ненависть чистой воды, Ларри. Два человека в Миссисипи погибли из-за уокеровских провокаций. Он просто-напросто Гитлер районного масштаба.

– Такое впечатление, будто ты и сам не прочь в него пальнуть.

– Говорю тебе, не отказался бы. На самом деле я, кажется, догадываюсь, кто пытался его убить.

Официант нырнул за упавшей ложкой.

– Мальчик из Далласа, мой знакомый, – продолжил Джордж. – То есть это я так говорю – «мальчик». Ему где-то двадцать два – двадцать три. Теперь, когда мне уже за пятьдесят, они все кажутся мальчиками и девочками. Если, конечно, мальчики не кажутся девочками и наоборот.

– С чего бы ему интересоваться Уокером?