Весы

Мы стараемся держаться вместе, чтобы найти друг у друга утешение в своем недуге. Вот о чем он размышлял за завтраком в славном старом доме, построенном на рубеже веков, с изогнутым крыльцом и дубовыми столбами, увитыми вьюнком. У него достаточно времени на раздумья, на то, чтобы превратиться в маринованного старика, причудливую белую фигурку из мыла. Для человека из тайной службы уход на пенсию в пятьдесят один год – обычное дело. Пенсионный план одобрила специальная комиссия, выпустили заявление о тяжелой и опасной жизни этих людей, о семейных проблемах, о временном характере заданий. Но Уин Эверетт ушел на пенсию не вполне добровольно. Сначала дело в Корал-Гэйблз. Затем проверки на детекторе лжи. И он слышал от специалистов трех уровней термин «истощение мотивации». Двое были психиатрами из ЦРУ, один – тщательно проверенным врачом снаружи. Из внешнего мира, который казался ему столь чудовищным и реальным.

Они назвали это «неполной отставкой». Этакая семантическая любезность. Его устроили тут на преподавательское место и выплачивали спецгонорар за вербовку способных студентов в качестве младших агентов-стажеров. Поскольку речь шла о женском колледже, это было неприкрытой издевкой, которую с горечью и терзаниями оценил даже сам Уин – как будто до сих пор был на их стороне и наблюдал за собой издали.

Вот так мы и кончаем, думал он. Шпионим за самими собой. Мы во власти собственной беспристрастности. Хорошая мысль для завтрака.

Он сложил пополам слегка поджаренный кусок хлеба, решив наконец-то поесть. Мэри Фрэнсис чудилось, что в его заурядном теле есть сила убеждения. Худощавая и живая фигура. Мягкое лицо, ясные глаза, высокий, печальный и крапчатый лоб. В этом человеке пылает вера, в нем чувствуется осмысленность. Мэри Фрэнсис яснее, чем когда-либо, видела это сейчас, когда его отстранили от совещаний и планерок, оперативных групп, секретных тренировочных баз. Лишившись реальных обязанностей, взаимодействия с людьми и событиями, питавшими его рвение, он сам превратился в олицетворенный принцип, воплощенное рвение. Она боялась, что он станет одним из тех, кто свою обиду обращает в праведность и долгие годы сияет чистым светом мученика. По радио сказали – температура далеко за семьдесят. Бог живет и здравствует в Техасе.

Вошла Сюзанна, их шестилетняя дочь: опять проголодалась. Она ткнулась головой отцу в плечо, слегка надув губы и по-особому скрестив ноги; так девочка всегда требовала внимания. Волосы у нее были такие же непритязательно светлые, как у матери, густые и жесткие, а лицо – бледнее, кожа нежная, а не обветренная. Они всегда хотели ребенка, но уже и не надеялись, поэтому Сюзанна стала знаком некоего бескорыстия мира, некой великодушной силы, сумевшей ввергнуть такую малость, как они, в благоговейный страх. Уин прижал дочь к себе, она сценически рухнула в его объятия. Он отдал ей остаток тоста и, пока девочка жевала, сюсюкал с ней, и его серые глаза сияли. Мэри Фрэнсис слушала «Линию жизни» на канале «КДНТ»: родителям рекомендовали бдительнее следить, что читают, смотрят и слушают их дети.

– Опасности повсюду, – произнес зловещий голос.

Уин похлопал по нагрудному карману – где сигарета? Сюзанна побежала на улицу, заслышав гудок школьного автобуса. Наступила тишина, первая за день пауза, первое ощущение легкой изможденности. Потом Мэри Фрэнсис, как была в халате, принялась убирать со стола, в воздухе повисли тихие прозрачные звуки, осторожные, как звон колокольчика.

Во временном кабинете Уина Эверетта в подвале Старого Главного под тусклой и дерганой лампой дневного света сидели двое. Уин, без пиджака, курил, говорил охотно; его удивляло и слегка обескураживало, с каким удовольствием он делился новостями с бывшим коллегой.

В коридоре работали плотники, гнусавые коротко стриженные парни, они перекликались под трубами парового отопления.

Лоренс Парментер, высокий и плотный человек в голубой оксфордской рубашке и темном костюме, наклонился вперед. Даже в минуты покоя энергия из него била ключом. Светлые волосы, бачки чуть тронуты серебром; казалось, он любит вести дела по-домашнему, за шутками и выпивкой. Внушительный человек, по мнению Уина, уверенный в себе, с хорошими связями, один из организаторов блестящего переворота 1954 года в Гватемале, коллекционер марочных вин, его друг и ветеран залива Свиней, как и он сам.

– Господи, они тебя похоронили.

– Техасский женский университет. Только послушай, как это звучит.

– И что ты ведешь?

– Историю и экономику. Кое-кто из отдела замдиректора по планированию попросил присматривать для них перспективных студенток. Преимущественно иностранок. Смысл в том, что если среди них окажется будущая премьер-министр, мы завербуем ее прямо сейчас, пока она девственница.

– Боже праведный.

– Сначала меня сдают психиатрам, – сказал Уин. – Потом отправляют в ссылку. Ну и в какой стране мы живем?

Оба засмеялись.

– Я все время повторяю про себя название. Купаюсь в нем. Упиваюсь его духом.

– Техасский женский университет, – благоговейно прошептал Парментер.