Весы для добра

Он зашел за длинный сарай из потрескавшихся, серых, как слоновья шкура, досок, поставил рюкзак на такую же серую скамеечку-доску на столбиках — и осмотрелся, подтянув, насколько было возможно, лицо и заднюю часть брюк навстречу друг другу. Брюки были не слишком испачканы, но все же достаточно неприличны, в особенности тем, что краска непристойным образом выделила зоны большего и меньшего давления на окрашенную поверхность.

Он сел на скамеечку, и, предварительно посмотрев по сторонам, беспокойно поелозил по ней. На серой доске остался слабый зеленый след. Он еще раз, скрутившись жгутом, осмотрел брюки. Зелень пыльно потускнела; теперь брюки были скорее просто грязными, чем выкрашенными.

Забегая вперед, нужно сказать, что он проносил их еще около трех месяцев, пока они не выносились до того, что сидеть в них приходилось, по-женски кокетливо сдвигая ноги, и за все это время вид их задней части не причинил ему ни малейшего беспокойства, но сейчас он был близок к отчаянию.

5

Откуда-то слетел темно-серый голубь — затормозил, почти став на развееренный хвост, и, торопливо замахав крыльями, сел, собрал хвост в пучок, сложил крылья, взмахнув ими, как разгневанный ангел, и тут же заспешил мимо деловитой перевалистой походкой, кося оранжевым ободком вокруг глупого выпученного глаза. Потом стремительно обернулся и когтистой лапой затряс склоненную набок голову, как будто ему в ухо попала вода.

Он подошел так близко к Олегу, что Олег не выдержал и хлопнул в ладоши. Голубь дрогнул крыльями, но даже не оглянулся. Олег хлопнул еще несколько раз, и каждый раз голубь вздрагивал, но не оглядывался — понимал, с кем имеет дело.

И тут Олег почувствовал, что у него от долгого напряжения ноют лицевые мускулы под глазами. Он сразу понял, что это была незаметная для него гримаса раздражения — точно такое выражение бывает на собачьей морде, когда собака рычит. Значит, ему тоже хотелось рычать, но он удерживался по благовоспитанности? Олег расхохотался — по-настоящему, вслух, так что голубь дернул крыльями и подскочил, но, опять-таки не оглянувшись, продолжал ловко ковылять по площадке перед сараем, отыскивая что-то, заметное только ему.

А Олег чисто физически ощутил, как мир снизошел в его душу: все, что было напряжено, разом расслабилось. И ноющий комок в груди рассосался — как не бывало. Чтобы проверить, окончательный ли это мир, он повспоминал о разных неприятных вещах, но не нашел в душе ни малейшего отзыва. Это был самый настоящий мир.

И блаженный мир. Олег ясно понял, что спокойствие — не просто безразличное состояние, а наслаждение. А еще утром, на мосту счастьем казались новизна, неизвестность. Что же это за прибор, у которого стрелка так скачет! Какой-то голубь, какой-то по-собачьи сморщенный нос могут ее перебросить от полного отчаяния к полному оптимизму. Нет, в серьезных вопросах никак нельзя полагаться на эти хрупкие чувства, а только на разум. Научный разум.

Но ведь разум, бедняга, и сам существо зависимое: когда сильно хочешь чего-то, твой разум то и дело оказывается слугой твоего хотения — пусть с виду ты и рассуждаешь вполне логично: логика — правила перехода от одного суждения к другому — сама по себе бессильна: так правила уличного движения не помогут найти нужный дом в громадном городе, если не знаешь адреса. Но откуда же берется адрес?

Ясно, по крайней мере, одно: несправедливость, эгоизм — страшные кандалы на разуме. Только не будь свиньей или трусом, и, глупый, рассудишь лучше умного.

Но может быть, естественный отбор закрепил те качества, которые помогают человеку лучше устроиться в жизни, для этого-то ноги ходят, руки берут, желудок переваривает, а мозг думает, и если он придумывает что-то неприятное для тебя, то это такое же физиологическое расстройство, как, скажем, несварение желудка: орган не выполняет своих функций.

«И верно, кому какая польза, когда я додумываюсь до чего-то неприятного, требующего каких-то жертв?.. Хм, как „кому” — да другим людям. Человечеству, если угодно. Хотя бы какой-то его части. Когда обуздываешь личное хотение разумом, всегда делаешь это для других. Для их хотений, значит?..»

Он напряженно задумался, чувствуя, что сейчас поймет что-то очень важное, — и понял. Разум — это, во всяком случае, нечто такое, что позволяет людям прийти к единому взгляду на вещи. И с радостным облегчением почувствовал: это — истина. Ему предстояло еще долго носиться с ней, но такой несомненной и ослепительной она не казалась больше никогда. Так что же — надо искать не личную, а какую-то общую истину? Истину не найдешь, пока думаешь только о себе? Здорово!