«Весы» и другие пьесы

А когда я поступал в школу в 1974 году, для меня промокашка уже была чем-то архаичным. У нас не было уроков чистописания. Эти уроки отменили за год до моего прихода в школу. Так что перьев и чернил я в школе не застал. Мы не понимали, для чего нужны промокашки в тетрадях. Только учительница нам объяснила, что промокашки были нужны, чтобы промокнуть свеженаписанный чернилами текст, дабы не размазать его, не запачкать другую страницу. Ещё можно было почистить о промокашку пёрышко. Так что промокашка нам была, по сути, не нужна. Но вещь она была приятная.

Промокашка была чуть меньше формата тетради. Её приятно было подложить под страницу, на которой пишешь. От этого писать становилось мягче. И буквы получались немножко тиснёно-рифлёные. Даже у разгильдяев менялся почерк. На промокашке было приятно рисовать. Во-первых, рисунок получался какой-то особенный, и руке было хорошо касаться бархатистой поверхности, а во-вторых, учителя не возражали против рисования на промокашке.

Важнейшим свойством промокашки, особенно для мальчиков, было то, что кусочек промокашки гораздо быстрее, чем кусок тетрадного листа, сжёвывался в комок… Ну, это чтобы плевать через трубочку. То есть промокашка была ценным и более скорострельным боеприпасом. К тому же комок из промокашки лучше летел. Он был тяжелее, поскольку впитывал больше слюны, и у него были более высокие аэродинамические свойства. Но самое важное – он прилипал.

Те парты, за которыми мы учились в начальной школе, имели круглые углубления у дальнего края крышки стола. Мы не понимали, для чего они нужны, спросили учительницу, и она нам объяснила.

– Эти углубления предназначены для чернильниц, – сказала учительница. – Ваши родители должны помнить. Они-то чернилами писали. Они буковки выводили, потому что пёрышком буковку можно было именно вывести. – Тут учительница перешла со спокойного тона на крик: – Вот ваши родители людьми и стали!!! А вы! Вы!!! У вас же у каждого шариковая ручка… Пиши да радуйся! Бумагу не царапает, кляксу не поставит! А вы!..

В этот момент у учительницы случилась судорога на лице, и она продолжила урок.

А папа рассказывал, что весело было подбросить маленький кусочек промокашки в чернильницу самой аккуратной девочки в классе. Промокашка моментально намокала и становилась в чернильнице не видна. И вот самая аккуратная девочка в классе…

В каждом классе была самая аккуратная девочка! Судьба распределяла их по классам! Они не могли собраться все вместе.

И вот такая девочка… С идеальной осанкой, в белоснежном фартучке, с белоснежными манжетиками и воротничком, с обёрнутыми в чистую бумагу учебниками, с идеальными тетрадями, в которых всё под одним углом… Опускала она своё идеальное пёрышко в блестящую свою чернильницу… Эта дрянь зацеплялась, падала на страницу… Ужасная непоправимая клякса, испорченные работа и тетрадь… Ну и, конечно же, вой, плач… Жизнеутверждающий смех разгильдяев мальчиков и вкрадчивый смех менее аккуратных девочек.

Теперь промокашек нет. Прожили промокашки на пятнадцать-двадцать лет дольше, чем чернильницы и пёрышки, но вот и они исчезли. Тем, кто их помнит, жаль, а те, кто их не застал, уже и не знает, о чём только что шла речь.

Не стало промокашек… Потому что они стали не нужны. Исчезла ненужная вещь. Какая в этом беда? Да никакой! Но вместе с предметом исчезает и слово. А слово хорошее, приятное – «промокашка». Вслед за промокашкой исчезнут такие слова, как «чернильница», «клякса». Теперь же нечем кляксу поставить. Вот и забудется это слово. А слово хорошее, точное. Кляк-са. В этом слове есть и звук падения капли чернил на бумагу, и получившееся безобразное пятно.

Эти слова умрут в словарях. Когда слова перестают употреблять и произносить, они умирают в словарях. Замерзают, как мамонты в вечной мерзлоте.

А мы, люди моего возраста, старше меня и те, кто помладше… Мы успели пописать перьями и чернилами. И делали мы это не забавы ради, не стиля для, а потому что это было необходимо. Я помню, как делал это последний раз в жизни осенью 1995 года. Где? А на почте. Давал телеграмму. Заполнял бланк. Тогда же по всей стране на почтах, телеграфах, на переговорных пунктах нужно было заполнять бланки и писать чернилами и перьями.

Стояли большие, тяжёлые столы… В центре стола углубление, в углублении – чернильница, так называемая непроливашка, на столе груда пёрышек на палочках и стопка бланков. Почему пёрышек? А потому что их никто не разворовывал. Эта дрянь была никому не нужна. Положили бы даже плохие шариковые ручки – их бы растащили. Шариковые ручки даже верёвками привязывали. Так уносили вместе с верёвкой. А перо кому могло понадобиться? Что с ним было делать? Если его воровать, то весь перепачкаешься, сунешь в карман – проткнёшь подкладку. К тому же если воровать перо, то надо было брать и чернильницу. А она была закреплена, мы проверяли.