Ахилий поспешил вперёд. Что именно, было не главное. Он нагонит их независимо от того, куда они идут.
Осталось надеяться, что к тому времени у него созреет какой-нибудь план…
Эти два слова обрадовали Мендельна больше, чем он мог себе представить. Он оторвал взгляд от задания, которое дракон выдал ему, — научиться лучше фокусировать свою волю при помощи необычайного кинжала. Получалось на удивление хорошо. Он был восхищён своей врождённой способностью управлять предметом, особенно с учётом, как недолго он находился у него в руках.
Но теперь всякий интерес к клинку испарился, Мендельн встал и посмотрел вокруг.
— Где? Где?
И вдруг Ульдиссиан и Ратма появились перед ним. Похоже было, его брат испытывает такое же облегчение, как и он. Сыны Диомеда обнимались, пока Ратма стоял и смотрел с каменным лицом, и ощущение крайнего удивления пришло от небесного змея. Множество образов из жизни то и дело показывалось и скрывалось из виду, пока существо волнообразно двигалось.
— Мой опыт в этой области был не то чтобы очень удачным, и тебе это известно.
Мендельн и Ульдиссиан разомкнули объятья. Первым, что сорвалось с губ Ульдиссиана, было:
— Серентия… Лилит овладела ей… Это случилось ещё до Хашира…
— Да, я уже понял это, хотя и думал поначалу, что она убита, как был убит мастер Этон, — Мендельн с укором посмотрел на звёзды, которым он был обязан своим временным потрясением. — Мы должны изгнать демонессу…
— Это будет не так-то просто, — встрял в разговор Ратма. — Я по опыту знаю, как крепко моя мать может вцепиться в то, что ей полезно… Да и ты можешь это припомнить, Ульдиссиан уль-Диомед.
Ульдиссиан оскалил зубы, глядя на высокую фигуру:
— Да меня не волнует! Я должен спасти её… И других тоже! По крайней мере, их нужно предупредить!
Ратма посмотрел на дракона:
— Траг?
— И чья же это вина? — рявкнул брат Мендельна. Он потряс кулаком на звёзды. — Кто меня остановит? Кто
— Он говорит правду, — прибавил Ратма. — Она уже заразила тебя своей тьмой. Возврат к Лилит в это время только поможет ей завершить заклинание.
Мендельн понимал, что они говорят, но чувствовал необходимость встать на сторону брата.
— Почему мы тогда не можем сделать больше?
— Ты и сам должен это понимать, — ответил резко сын Лилит. — О существовании Траг’Оула не должны узнать ни мои дорогие родители, ни Пылающий Ад или Высшее Небо. Во благо всего Санктуария — и ради его выживания — он должен всегда оставаться сокрыт от их взора, чтобы он мог помогать поддерживать Баланс, — Ратма вздохнул и добавил. — Что касается меня, то моя судьба лежит в другом месте, как я всё время знал. Больше я сказать не могу.
Такой ответ вряд ли мог удовлетворить Мендельна, не говоря уже об Ульдиссиане, но оба они уже знали, что больше ничего не узнают от Ратмы.
На самом деле, Ульдиссиану уже явно не терпелось что-то сделать… Хоть
— Надежда есть, — начал он говорить Ульдиссиану. — Есть ещё один, кто даже сейчас…
Но он не стал продолжать. У Ульдиссиана сорвалось:
— Не удивительно, что Инарий и демоны смогли так долго играть с нашим миром! Вы ничего не делаете кроме как мешаете тем, кто не представляет опасности для вас, и не обращаете внимание на самых опасных!
Мендельн осторожно положил руку на плечо брата.
— Ульдиссиан… — но старший брат не обратил на это внимания.
— Скажи мне, Ратма! Мы хоть
— Скорее всего, но насколько, можно узнать лишь путём тщательного наблюдения…
— Я наблюдал достаточно! Я…
Хотя выкрик Траг’Оула раздался только у них внутри, он показался громовым раскатом. Даже Ратма схватился за голову от громкости.
Эти слова привлекли внимание остальных. Ульдиссиан взглянул на Мендельна, который зна́ком указал, что смотреть следует на Ратму.
Он был бледнее обычного, если такое вообще было возможно. Но не страх чувствовал Мендельн в нём. Скорее, это было что-то похожее на
— Значит, решено, — сказал Ратма.
— Нет… Выбор за моим отцом… Никак не за мной… — Ратма посмотрел на двоих смертных. — Но, быть может… Быть может, я перестарался с анализом… Быть может… — его и без того сощуренные глаза ещё больше сощурились, остановившись на Мендельне.
Брат Мендельна
— Что ты сделал? — спросил Мендельн. Он не мог нигде почувствовать Ульдиссиана.