Ветчина бедняков

Жуковская замолчала. Потрясенная ее неожиданной страстностью (этой вспышкой, которую от нее никак нельзя было ожидать), она тоже молчала. Жуковская прервала молчание первой:

— Я вас не шокировала?

— немного. Я от вас не ждала такой убежденности…

— Я часто шокирую людей! И меня часто воспринимают совсем не такой, какая я есть! Так что вы мне скажете?

— Я согласна на все, только чтобы найти Стасиков!

— Я тоже. Значит, по рукам?

— По рукам. Но… Я хочу сказать… есть один вопрос…

— какой вопрос?

— Вы специально решили меня подвезти, чтобы все это сказать?

— Да. Я специально хотела поговорить с вами с неофициальной обстановке, чтобы сказать все это! Кабинет всегда давит…. Это и был ваш вопрос?

— Нет. Как можно добиться успеха в поисках, если рассматривать только одну версию исчезновения?

— А кто вам сказал, что я рассматриваю только одну версию?

— Вы сами. И ваш сотрудник…

— Я сказала вам так вначале еще до откровенного разговора. И потом, я хотела видеть вашу реакцию.

— но у меня не было никакой реакции!

— Это и правильно! Для меня это означало. Что в глубине души вы настолько не согласны со мной и убеждены в своей версии, что не собираетесь даже спорить! Значит, вы явно не верили в гибель детей.

— Я не верю в гибель детей до сих пор!

— Очень хорошо! Значит, можно рассматривать разные версии. А насчет сотрудников… Эта версия — просто официальная, как более простая. Ее взяли на вооружение, но это не значит, что она верная.

— У вас есть другие варианты?

— Я же сказала, что рассматриваю все! И поэтому мне хотелось бы, чтобы вы были со мной откровенны. Особенно, если сможете что-то узнать.

— Хорошо. Я…

— Смотрите, морг. Мы приехали.

Они шли по длинному двору между больничными корпусами. По дороге Жуковская сказала ей:

— Вам наверняка такое зрелище более привычно, чем мне.

— Почему вы так думаете?

— Вы же врач.

— Врач так же тяжело переносит смерть, как и все остальные люди. А, может быть, и еще тяжелей….

Холод. Бесконечный холод. Не хватало дыхания. Воздух стал льдом и забился в ее грудь. Страшный белый свет и запах. Который ни с чем нельзя спутать. И тонкое тело, закрытое белоснежной (как лед) простыней. Пьяненький санитар откинул с лица простыню. Света лежала, немного нагнув голову. Длинные ресницы отбрасывали на бледную кожу синеватую тень. Тонкие пальцы беззащитно застыли на холоде стола. Волосы разметались по простыне. Застывшее лицо неземного спокойствия. И синее ожерелье на шее, страшное синее ожерелье, сквозь которое ушла жизнь. Ей хотелось согреть эти тонкие пальцы в своих. И поправить прядь белокурых волос, небрежно сбившихся у виска. Поцеловать в эти мраморные желтоватые щеки, и, обняв, согреть всем своим телом, попросив прощение за то, что не целовала ее столько лет… Разбудить, повернуть время, закричать, чтобы небо разверзлось и, прижав к сердцу, не отдать в холодную застывшую бездну, не отдать — никогда, никогда… Лицо стало мудрей и спокойней. Лучезарный Светик узнал суровую мудрость смерти. И трогательная беззащитность тонких пальцев рвала сердце, пальцев, упавших на ледяную простыню как поломанные цветы… Все ее тело била дрожь… перед глазами плыли бесконечный ледяные волны. В белом мареве ее Светик расплывалась в прозрачное облако, улыбаясь мудростью своего застывшего спокойствия. Пьяненький санитар, привалившись одним плечом к холодильнику, безразлично смотрел на то, что он видел тысячу раз. Ей не хотелось целовать сестру в присутствии двух безразличных, чужих людей, поэтому она сдержалась от такого порыва, бесконечно целуя ее тонкие черты своим кровоточащим сердцем. Санитар захлопнул холодильник. Света уплыла в вечность. На ледяном корабле последнего в жизни холода, расплываясь радужными кругами в ее глазах навсегда.

Когда ее завели в маленькую комнатку над моргом, она все еще не могла говорить, а тело сотрясали крупная дрожь. Что-то шепнув пьяному санитару. Жуковская вышла и вскоре вернулась с пластмассовым стаканчиком и бутылкой коньяка. Плеснула коньяк ей. Она сделала обжигающий глоток и поперхнулась. Жуковская отдала санитару почти полную бутылку и он ушел.

— Это ваша сестра? Света?

Она безжизненно кивнула. Жуковская знала ответ на этот вопрос не хуже ее.

— Вы, наверное, определили, как врач, причину ее смерти….

Снова — кивок, безлично, безжизненно. Конечно, определила автоматически, иначе и быть не могло. Жуковская подтолкнула к ней бумагу. Протокол опознания трупа № 4713. она внимательно прочитала и поставила подпись в конце. Ей было намного хуже, чем она думала. Так плохо, что она не могла говорить.

— Даже после смерти ваша сестра выглядит очень красивой, — заметила Жуковская, — и юной…

— Она была старше меня.

Это были первые слова, и вырвались они из глубины с мучительной болью…

— Но Света всегда была самой красивой…

Она снова отхлебнула коньяк. Обжигающее тепло разлилось по ее телу. Хоть на мгновение, но ей стало легче.

— Теперь все формальности закончены? — спросила она.

— да. Если вы в норме, то можем ехать дальше.